style="font-size:15px;"> Один из парней смачно отвесил старику оплеуху, потом схватил его за грудки и с ревом швырнул об мостовую. Старик упал грузно, как куль, даже не вскрикнув. На нем был какой-то тяжелый плащ или шинель, и Людвиг не сразу разглядел, что у него только одна нога. Позади валялся его костыль, мятая фуражка слетела с головы.
Мерзавцы разразились грязным вороньим смехом. Тлеющие огоньки папирос освещали их дикарские лица.
Кряхтя и сопя, старик начал делать попытки встать на ноги. У него не выходило. В полумраке Людвиг различил на его плечах офицерские погоны, кажется, обозначающие гауптмана старой имперской армии.
Он посмотрел на желтые окна кабака, возле которого, как на зло не было ни одной живой души. Внутри гремел джаз. Лишь у забора какая-то сумасшедшая спорила сама с собой и семенила взад-вперед.
Людвиг понял, что вот-вот подпишет себе приговор: его побьют и вероятно унизят. Быть может, настоящий мужчина на его месте уже дрался бы с этими бандитами? Быть может, ради отца и матери ему стоило пройти мимо?
– Прекратить! – бешено взвизгнул Людвиг и оцепенел от собственного бесстрашия.
Стоявший слева верзила перестал ржать, выплюнул папиросу и неспеша двинулся Людвигу, лениво разминая пальцы.
– Храбрый, да?
– Вы… вы… – заикаясь пролепетал Людвиг.
Верзила взял Людвига за лицо шершавой обезьяньей лапой и с невероятной силой хватил его об стену, так, что в следующий миг Людвиг уже сидел на земле, с гудящей головой и отбитым задом.
– Отдохни!
– Ладно, хорош! – суетливо сказал тот, что был пониже ростом. – Еще увидят.
– И чтоб ты знал, мы его не грабили! – рявкнул верзила Людвигу. – Просто поучили хорошим манерам! И тебя поучим!
Они ушли, мерзко переговариваясь и фыркая.
Людвиг с трудом поднялся на ноги, дивясь что все кости целы.
Одноногий, страшно ругаясь, все еще пытался встать. Он уже добрался до своего костыля, но это не помогло – ему не хватало ловкости.
Людвиг подошел к старику и осторожно помог ему, чувствуя забирающийся в ноздри запах водки и нечистой одежды. Поднял с земли фуражку.
– Мрази! – прохрипел офицер.
Он посмотрел на Людвига, и Людвиг впервые отчетливо разглядел его черты.
Это было жуткое опухшее лицо человека, которому, быть может, еще не исполнилось пятидесяти, но война и последующий образ жизни уже надели на него маску глубокого старика. Он был небрит. Давно нестриженные волосы выбивались из-под фуражки грязными полуседыми патлами.
И все же это был не обычный бродяга из опустившихся ветеранов. Прежде всего Людвига поразили его глаза. В них не было той мертвой скорби или застывшей черной ненависти, которую люди обычно приносили с войны. Это были живые блестящие глаза с маленькими шальными зрачками, как электрический свет излучающие безумие. Глаза, которые у нормальных людей бывают лишь раз или два за всю жизнь, в ее самые роковые
