а потом все-на привязь отправишься. Твое дело-дом и хозяйку новую сторожить.
Пес внимательно посмотрел на колдуна, вильнул хвостом и залаял, будто отвечая: «А, то как же! Самое мое собачье дело- службу нести!»
Милана, насторожено, оглядывалась по сторонам. Из сеней девчушка попала в просторную горницу, окна в которой были огромными и занавешены чем-то прозрачным. Девочка подошла ближе, дотронулась рукой, то, что она приняла за занавеску, оказалось очень толстым и прочным.
– Эко диво!
Малышка отступила на шаг, перевела взгляд на обеденный стол-маленький, квадратный, он стоял у окна, и к нему были придвинуты три стула красного дерева с резными подлокотниками. На столе расположилась какая-то невиданная утварь, предназначение которой ребенку было неведомо.
– Как у князя в палатах белокаменных! Даже, тятя в сказках своих такого бы придумать не смог.
– Осмотрелась? Нравится?
– Что это? Девочка указала Лютому на окно.
– Это-стекло.
– Стекло?
– Да. Так на Востоке закрывают окна, чтобы в горнице было много света.
Я тебе потом расскажу и не о таких чудесах, если захочешь.
– А, на столе, что стоит?
– Фарфор, он из самого Китая. Тарелка, чайник, чашки. Ты из чего дома ела и пила?
– Из миски. Тятя на ярмарке купил, а еще и сам их летом режет. Он по дереву мастак. У нас дома и глиняные есть.
– Ела из миски, станешь из тарелки, спала на печи, станешь в кровати, как у бояр жизнь твоя потечет.
– Я домой хочу. К маме! Отпусти меня,– губы ребенка предательски задрожали.
– Я не держу тебя девочка. Захочешь уйти, сразу уйдешь. Только, может, попробуешь? Погостишь? Кое-какой науке ведовской подучишься, чтоб отцу с матерью помогать. Занедужит вдруг кто, захворает али лихоманка приключится, или как с Лешачком–беда, ты помочь, завсегда, сумеешь.
– Разве я смогу?
– Конечно. У тебя есть дар, я чувствую это. Да, ты и сама знаешь о нем. Оставайся у меня до Купалы. После костров летних решишь-уходить или продолжить обучение.
– Ты меня отпустишь?
– Я, и сейчас, не держу. Иди Милана.
Лютый наклонился над печью, выгребая остатки вчерашней золы, давая понять, что разговор окончен.
Девочка озиралась по сторонам, не зная, как поступить. Вдруг, в избе раздался странный шорох, возня. Рядом с печью, в самом темном уголке, заухало: « Фыр-фыр-фьют, фыр-фыр-фьют.»
– Проснулся, Дикошарый? Тихо, тихо. Распречитался! Гостья у нас, не спугни.
– Лютый кто там?-Милана говорила шепотом.
– Испугалась? Не бойся. Совенок это.
– Настоящий?
– Какой же еще? Самый, что ни на есть, настоящий. В лесу подобрал. Один в гнезде сидел. Кроха. Оголодал совсем. Живет теперь со мной и Лешачком, улетать не хочет. Пойди посмотри.
– Можно?
– Тебе девочка, здесь, все можно.
