бессовестная, сердце и у меня есть, не бросаю ее на погибель, – тебя прошу.
– Если откажу, что тогда?
– Останусь.
– Останешься? Как так? Тебе же невмоготу.
– Не зверь я Славия. Хоть и не люблю девчонку, но какое-то время поживу здесь, посмотрю, как она с Лютым уживется.
– Не могу я тебя понять. Я же видела, как играла ты с малышкой, как в лес вы ходили, как у ручья забавлялись, и ласкала ты ее.
– Ох, бабушка. Надорвалось во мне что-то. Вся злость накопившаяся на девочку пролилась. Как отдали ее Лютому, переменилось все в одночасье. Поняла я, что в Милане муж отголосок своей прежней любви нашел. Рада она для него. Заревновала я.
– Хорошо Любань, что не врешь мне. Помогу. Как готова будешь, уезжай из деревни! За Миланой я присмотрю, и будь, что будет. В дом Лютому предложи перебраться.
– Как скажешь бабушка, так и сделаю.
– Ступай девонька, утро вечера мудреней.
В лесной избушке было темно, Милана давно спала. Смерть отца девочка переживала трудно- плакала по ночам, ребенку снились кошмары, она звала отца. Лютый просыпался, брал малышку на руки, укачивал, рассказывал сказки про заморские страны, диковинки и чудеса. Ведун и сам не мог понять, что с ним происходит. Откуда такая жалость и нежность к чужому ребенку? Раньше он ни к одной из своих учениц не испытывал подобных чувств, но за Милану готов был любому горло перегрызть, словно он ее родной отец.
– Лютый, Лютый, любый мой, подь сюда!
Ведун насторожился. Не иначе Морина. Пришла мерзавка.
Лютый обвел посохом кровать Миланы, прошептал защитный заговор. От Морины можно ожидать любой подлости.
– Зачем притащилась, карга старая? Что надобно?
– Злой, ты стал воин.
Морина вышла из-за дерева.
Ведун не поверил своим глазам, перед ним стояла не бесплотная тень старухи, а рыжеволосая девица в самом соку. Хоть, бери да женись!
– Где это ты так наелась?
– Нешто не знаешь?
Лютый нахмурился, взгляд его напрягся.
– Михась, твоих рук дело?
– Моих! Что с того? Я делаю, что хочу. Мужик все по Радушке своей сох, убивался. Я ему помогла. Напоследок стала его Радушкой! Налюбились мы с ним, натешились. Он все думал, что спит да Раду во сне обнимает,– ведьма расхохоталась. – Красотка, я теперь. Надолго мне его силы хватит.
– Тварь окаянная!
– Не окаянней тебя. Не по своей воле я тенью стала. Благодари меня, что девчонку не трогаю.
– Руки твои, Морина коротки, – Милану обидеть. Знай, жаба мерзкая, тронешь девочку, я тебя в Навь в тот же миг оправлю, не пощажу.
С этими словами, Лютый направил посох в сторону ведьмы, произнес короткое заклятье, и женский образ рассыпался на части, задымился, пошел искрами и исчез в лесной чаще. Над избушкой висело только эхо ее хохота.
– Лютый, Лютый, Лютый!?! Ты где? Мне страшно? Лютый?
