верно. Погнали.
– Обожди, сначала поссу. На шухере стой.
– Да кому ты нужен, рожа имбецильная.
– Почки расцвету-у-ут…
– Хе-хе-хе.
Когда Паштет управился, парочка двинулась было в сторону кабачка, как вдруг Треска остановился, разглядывая что-то в темноте за домами.
– Зырь.
– Чё?
– Вон, там. – Треска ткнул пальцем в движущийся со стороны леса силуэт.
– Пф, – пожал плечами Паштет. – Может, тоже отливать бегал, делов-то.
– В лес? Ночью? Не смеши. – И прежде чем Паштет успел ответить, Треска зычно свистнул, привлекая к себе внимание. – Гэй! Фью-и-йть!
– Ты чего? – испугался напарник. – Сбегутся же.
– Не бзди, братан, – решительно оборвал толстяк. – Вдруг это ворье какое. Видел, какую барыги тарантайку с собой притаранили?
– Так там же охрана.
– Охрана, охрана, – передразнил Треска. – Охрана с местными бухать ушла, я тебе отвечаю. Делать им больше нечего, как жопы морозить. А вот если мы его сами за сраку подденем, может, нам магарыч какой отсыпят. – Эй, любезный! Да ты, ты. Ну-ка постой!
Загадочная фигура, облаченная в плащ с капюшоном, остановилась и испуганно заозиралась, прижимая что-то к груди, пока к ней быстро приближались повара.
– Ты чего это впотьмах от народа шкеришься? – грозно поинтересовался Треска. – Чего это у тебя?
Из-под низко надвинутого капюшона донеслось нечленораздельное мычание.
– Чё ты там бормочешь, не слышно ни хрена. – С этими словами Треска протянул руку и сдернул с незнакомца покрывавший голову капюшон. – Птах?!
– Здорово, ребятушки. – Морщинистое личико блаженного растянулось в вымученной улыбке.
– Твою мать! – опешила парочка. – А ты-то чего здесь забыл, пернатый? Со стройки, что ли?
– Или по нужде? – уточнил Паштет.
– Нужда, нужда, ребятушки, – согласно закивал Птах. – Большая, неразрешимая.
– Куда ходил-то, ну? – оборвал Треска, теряя терпение. – Саечка за испуг.
– На поляну к башенке. Дяденьку навестить. – Перехватив ношу, блаженный махнул свободной рукой в сторону леса.
– Какой дяденька? Какая башенка? Ты на время смотрел? Или маслят обожрался что ли, нарк хренов? Покажь-ка. – Треска вырвал из покрытых шелушащимся псориазом рук Птаха кулек, который тот прижимал к груди, и, развязав веревку, высыпал содержимое на ладонь. – Орехи…
– Орешки, орешеньки, – закивал Птах. – Дяденьке носил. Попоститься. Не берет.
– Тьфу-ты, стерлядь. – Треска раздраженно сунул Птаху кулек, который тот тут же снова крепко прижал к груди. – Шатаешься тут, народ пугаешь.
– Не шатаюсь, а паломничаю, – обиженно насупился Птах, снова натягивая на голову капюшон. – В вереске башня стоит, а в ней отшельник. Не видел его, не показывается. Нельзя смотреть, беда будет. Сглаз! Привечает Пташку, советом выручает, мешочек ношу. Спрашивает про нас, как живем,
