взглядом зал. Встретилась глазами с падей. Он сидел лицом к сцене в одиночестве за столиком, который я забронировала для него. Улыбнулась и начала свое выступление с песни «Тhe monsoon», ставшей моей визитной карточкой. Затем продолжила песнями собственного сочинения.
За падей я, естественно, специально не следила, но замечала, что он несколько раз выходил с телефоном.
После антракта, переодевшись в длинное красное платье по фигуре и уложив на голове косу в высокую прическу, я начала исполнять шлягеры предыдущих времен.
Скользнув по месту, где должен сидеть падя, я увидела, что он не один. С ним была какая-то девица в джинсовом костюме и нелепыми баранками из светлых волос на голове. Лица девицы мне разглядеть не удалось, она сидела ко мне полу боком, и лицо её закрывал дядька, который сидел впереди и тень ещё от чего-то. Когда я увидела, как падя смотрит на эту «баранку» у меня неприятно заныло сердце. Он смотрел на неё так, как смотрел на маму, если думал, что никто этого не видит.
На исполнении Frozen падя очень громко хлопал, кричал «браво» и даже передал букет цветов. Правда, букеты на выступлениях он мне всегда передавал, если был в том городе, где я выступаю.
Однако, после выступления и песен на бис, пади в зале уже не было. Когда он успел смыться со своей подружкой, я не заметила.
Меня распирало любопытство, что за девицу подцепил падя и чем она похожа или лучше мамы, если он так на неё смотрит. Поэтому вместо того, чтобы остаться в городской квартире, я вернулась домой.
Как же я пожалела, что сделала это. Девица так орала и стонала под падей, что мне было слышно через закрытые двери и четыре разделяющих помещения. Но самое ужасное было то, что падя тоже орал. Он получал кайф от какой-то посторонней женщины.
На первом акте я накрылась подушкой, чтобы их не слышать. На втором – сбежала в квартиру в Аделаиде, в которой ночевала, когда встречалась с парнями.
Меня накрыла волна жуткой ревности и одиночества. Впервые со свадьбы Искры я снова почувствовала себя кусочком суши, оторвавшимся от материка. Почувствовала, что единение, которое было между мной и падей дало трещину. Я ревела. Ему не должно было быть так хорошо, а ему было. Он должен любить только меня и маму, ну и Искру. А он…
С этим я уснула. И, здравствуй холодный сон!
Чувство отчаяния и одиночества сковало сердце. Она умерла. Этого не изменить. Она изменила. Этого не исправить. Я сжег дотла всё, что было связано с ней. И её и этого менестреля, и еще того, кто рассказал мне о том, что моя единственная встречается с менестрелем. Я сжег всё… Пламя охватило меня, жар сжигал меня изнутри. Непередаваемая, невыносимая боль! От боли разорвалось сердце.
«Изменница!»
Её вскрик: «Я? Изменница? Почему? Любимый, за что?»
Огонь охватил меня, но так и не сжег. Драконы не горят в своем огне.
В голове её пение, у неё был такой красивый голос, а перед глазами она в виде факела. Это невозможно
