чего последние годы болтают, да токмо на деле-то всё шиворот-навыворот, разинь глаза, чай, уже не пацан. Земли нет, лошадь свели в колхоз и загубили, хоть корова осталась во дворе, а то бы опухли с голоду.
Неожиданно он прикусил язык и воровато осмотрелся по сторонам – поблизости от двора никого постороннего не оказалось, а на тары-бары даже куры не обратили внимания.
– Лихое времечко. Забыл, в какую пору живём-то? Не болтай лишнего, ни в школе, ни с ребятами, понял?
– Да знаю, не дурак.
– Может, и возвращусь поближе к старости к земле-матушке, если бог даст, а пока нам с матерью вас ещё надо поднимать, на ноги ставить…
Но Петька не дослушал батю и задрал голову к небу, где, нарастая с глухим рокотом, раздался рёв мотора приближающегося к деревне самолёта. Привлечённые необычным шумом люди выходили из домов, смотря в поднебесье, где ещё шмыгали неугомонные стрижи. Петька с отцом не сводили глаз с неба, но тут младшая ребятня, чумазые Сашка и Мишка, выбравшись из лопухов, подбежали к Василию и молча встали, прижавшись к батиным ногам.
Гул мотора стал ещё резче, самолёт нёсся с запада на восток вдоль сонной с утра Незнайки и, казалось, прямо на них.
– Наш? – спросил отца Петька и повернулся в сторону звука.
– Как тут узнаешь: ещё далеко. Ты это, беги в дом, к матери, пусть берёт Витьку, и с Лидкой айда в погреб.
– Батя, да ты что?
– Иди, говорю.
Старший недовольно запыхтел, но всё же побежал под бугор, к дому. Тем временем, снижаясь, самолёт закружился над деревней по кругу, словно волчок. Теперь можно было без особого труда рассмотреть чёрные кресты на крыльях и громоздкое шасси с обтекателями, а ещё стволы то ли пулемётов, то ли пушек, грозно глядевших на сельчан и почти цеплявших кроны исполинских ив, что росли вдоль речки.
По деревне раздались вопли. Соседи Сугробовы с криком кинулись из проулка к своему погребу. Василий прихватил младших Сашку и Мишку и поспешил в овражек, надёжно прикрытый старыми деревьями. Из избы выскочила жена и, прижав младенца, бросилась вниз, за мужем. Последними выскочили Лида и Петя, старшой, как резаный, завопил с порога:
– Батя, вы где?
– Бегом к нам!
– Может, это наши?
– Я тебе дам сейчас крапивой по заднице! Будут тебе «наши»!
Ребята побежали, в несколько шагов оказавшись в овражке. Самолёт продолжал кружить, словно выискивая цель поважнее и посерьёзнее, чем эти убогие домишки и недостроенный коровник вблизи малеевского леса. Но Петька с глупой надеждой в глазах продолжал пялиться в кусок неба между ветками рослых ив, всё ещё жаждав разглядеть родные красные звезды на крыльях и фюзеляже. А самолёт вновь развернулся и, со свистом рассекая воздух вдоль речушки, над улочкой, принялся нещадно палить из всех пулемётов.
Вся семья, и стар и млад, лежала в вершинке, ниже двора, около летней кухни,
