третий.
Хлеб насущный
«…Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзила, генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, жалуется на Деканозова и на его полковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе…
Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!»
Через неделю поздно вечером в можайскую деревню со стороны Минского шоссе въехала чёрная легковая автомашина с ярко-красной звездой на капоте, белыми распростёртыми крылышками и надписью «ГАЗ» в красном овале. «Эмка» долго плутала по улицам и переулкам, выискивая в свете фар так называемый в последнее время «учительский дом».
Заблудившись, водитель притормозил, приметив в свете блёклых фар прохожего у низенького дома с соломенной крышей и, выглянув в окно, улыбаясь, спросил:
– Товарищ, а не скажете, в каком доме остановились преподаватели техникума имени Моссовета?
Проходящий мимо пастух остановился и задумался, а после принялся рассматривать машину, словно непременно желая разобрать государственные номера.
– А вы сами кто будете? Уже темень во дворе. А тут у нас прифронтовая полоса, нам военные сказали быть начеку!
Вместо ответа настежь распахнулась задняя левая дверь «эмки», оттуда бочком высунулся крупный мужчина и цыкнул на бдительного колхозника:
– Не твоего ума дело, деревня. Что не видишь, кто перед тобой? Как тебя звать, как фамилия?
Крестьянин с перепугу отскочил вспять словно ошпаренный, прямо в темноту, и забухтел, указывая рукой вперёд по улице.
– Вон, третий дом за старой липой. У Капитона Ильича они квартируют.
– И смотри у меня – помалкивай, – грубо пригрозил незнакомец из «чёрного воронка». – А то ещё накаркаешь, глядишь, и свидимся.
– Лёгкой дороги вам, товарищи.
Чёрный воронок газанул и тронулся, а пастух, оставшись в спасительной темноте, три раза перекрестился и про себя пробубнил «Отче наш», который, наверно, не вспоминал аж с 1932 года, когда под улюлюканье комсомольцев прикрыли на амбарный замок сельскую церквуху, и он тогда порешил для себя на веки вечные отказаться от проклятой поповщины, которая, как пишут в газетах, ещё опаснее белогвардейщины, ибо дурманит мозги сельского пролетариата.
– Свят, свят, свят! Упаси Господи от лап этих живодёров!
Колхозник вновь оглянулся. К счастью, поблизости никого не оказалось. Но всё равно одна паскудная мыслишка о том, что кто-то мог краем уха услышать его невольное проклятие, мгновенно бросила его в жар, а руки стали липкими, как в июльскую
