мальчик», иначе пришлось бы признать в этом и свою вину. Тимура-то уж точно не отправляли на фронт.
Михаил занимал себя тем, что деловито расправлял ленты на венках, чтобы были видны надписи: «От родных», «От друзей». К друзьям Воха причислил себя с Бобом, потому что настоящих друзей у Тимура не было, а если и были, то вряд ли бы тратились на венки. А вот удобное место на старом кладбище оплатил Новак, который стоял чуть в стороне и тайком просматривал почту на своем телефоне. Рабочий день был в разгаре и требовал его участия.
Воха глянул на часы и подал сигнал отправляться. Михаил что-то шепнул на ухо дочери, которая кротко кивнула, и они пошли вперед. Новак приобнял Нину, все еще смотревшую невидящим взглядом на свежий холм из сырого суглинка. Наконец она оторвалась и позволила себя увести. Воха с Бобом замкнули процессию. Прав был Петрович, дело гражданина Балабана оказалось для Калганова более чем личным. Воха поймал себя на мысли, что едва сдерживает подступающие слезы: слишком много болезненных воспоминаний возникало на кладбище.
Вдруг откуда ни возьмись навстречу им вышла женщина в черном платке. Она была без зонта и деловито несла в руках просфоры, которые, по-видимому, торопилась раздать первым встречным, пока просфоры окончательно не размокли. Следом за женщиной семенила кладбищенская дворняга с отвисшим брюхом, а за ней на прямых ногах скакала ворона.
«Как в кино», – подумала Тамара, никак не желавшая мириться с тем, что трагедии, случавшиеся в ее жизни, происходили в реальности. Вдруг что-то знакомое в облике женщины заставило ее остановиться и взять просфоры.
– Томочка! Господи! А вы как здесь? И Борис? – Женщина заулыбалась. Тамара прищурилась.
«Это же Лидия Чайковская», – Боб наконец ее узнал и одновременно с ним узнала и Тамара.
– Здесь все по одной причине. Брата похоронила. Двоюродного. Считайте – родного. Мы росли вместе. – Тамара была рада выговориться. – Его родители погибли. Вот мои мама с папой их и заменили.
– И не уберегли, – Михаил включился в разговор.
– Я тоже сына не уберегла. Вот пришла к нему. Почти каждый день хожу, с тех пор как похоронила. – Чайковская обращалась то к Томе, то к Бобу, как будто это не они в начале прошлой зимы нашли в озере тело ее Гоши.
Михаил согласно закивал.
– Когда умирают дети, родители живут с чувством вины.
Нина больше не могла сдерживаться. Сквозь рыдания она призналась, глядя на мужа так, будто упрекала в этом именно его:
– Это правда. Но я жила так, и когда Тимурчик был жив. – Наконец она заплакала.
Тамара взяла ее за руку.
– Мама, не накручивай себя. Не здесь.
Нина отвернулась. И Чайковская растерялась.
– Извините. У вас горе, а я тут еще со своим.
Новак коснулся плеча Тамары, впервые позволив себе
