Захаревич медленно встал и потянулся. В шее у него что-то хрустнуло.
– Понимаю, дело заводить неохота. Не будь Тимур связанным, я бы с дорогой душой исключил криминал. А так – извини. – Захаревич снова уселся за стол. Костяшками пальцев потер покрасневшие глаза и принялся заполнять свежий бланк.
Воха понял, что пора и честь знать. Вышел он, как и зашел, быстро и не прощаясь.
Галогеновые лампы дневного света вибрировали под потолком. В кабинете Хорунжего их установили совсем недавно, и никто еще не привык к гулу, возникавшему, когда лампы нагревались. Поэтому сидели, задрав головы кверху в ожидании, пока что-то там не щелкнет и гул не стихнет.
В своем кресле Хорунжий выглядел частью интерьера, за столько лет кресло приняло формы хозяина, а цвет стен, перекрашиваемых каждую весну, казался продолжением его полицейской формы. За приставным столом расположились подчиненные. Хорунжий привык, что справа находится взъерошенный Воха, напротив него – Носов, как всегда с недовольным видом, а в торце… В торце на этот раз сидел новичок Кошель. Из-под опущенных век он украдкой разглядывал кабинет. Воспитанный мальчик! Хорунжий заметил, как новенький остановил взгляд на аквариуме с рыбками и уже не мог отвести от него глаз.
– Кошель, куда это ты уставился?
– Рыбки, Николай Петрович! – Старлей смутился, но счел своим долгом честно ответить на поставленный вопрос.
– Никогда раньше не видел?
– Да, то есть нет… Лабио двухцветный! Какой экземпляр! И данио жемчужный… – Почувствовав на себе насмешливые взгляды, Кошель стушевался. – Извините!
Выражение лица Хорунжего смягчилось. Он сразу стал похож на эдакого кругленького пенсионера-дачника, хотя такое впечатление было, ой каким обманчивым. Свои это знали и не велись. Однако Носов не смог сдержать короткого смешка. Петрович за долю секунды, казалось, вырос в своем кресле и подтянулся, снова превратившись в сурового начальника. Наткнувшись на тяжелый взгляд шефа, Носов принялся изучать свои коротко остриженные ногти.
Хорунжий медленно перевел взгляд на Кошеля.
– Аквариумист, значит? Ладно, старлей! Закончишь дело – поговорим. А пока займешься этим несчастным случаем.
– Петрович, а почему он? – Воха подскочил на стуле.
– А по кочану!
Хорунжий рявкнул с такой силой, что лампы под потолком снова загудели. Не привыкший к перепадам настроения начальника Кошель вжал голову в плечи. Только Воха, казалось, ничего не заметил, он по-прежнему раскачивался на стуле и, обиженно поджав губу, ожидал объяснений. Объяснения последовали незамедлительно.
– Ты знал жертву лично и давно, – хриплый голос Петровича звучал устало. – Поэтому допускать тебя к этому делу не имею права. Надумаешь спорить – пойдешь свидетелем! – Хлопок ладони по столу неожиданно завершил спич.
Носов злорадно хмыкнул.
Воха покраснел и стал одного цвета со своим медно-красным чубом:
– Но,
