усердия, вставлял чеку обратно в запал.
– Натворили, – ухмылялся Вершинин, выталкивая на дорогу очнувшегося офицера. Кляп из картофельного мешка Мишка вбил в него душевно – до трахеи. Воспаленные глаза безумно вращались, вываливались из орбит. Руки офицера были связаны за спиной, он вертелся, мычал.
– А чья идея? – покосился на него Зорин.
– Моя, – скромно признался Вершинин. – Может, медальку дадут. Сам посуди, командир, у тебя и «За отвагу» есть, и «За боевые заслуги», и «За оборону Сталинграда». А у меня ни хрена, кроме значка выпускника строительного техникума. Ты, кстати, не замечаешь ничего необычного? – Он кивнул на разбросанные по дороге тела. – Это не вермахт, Леха. Чуешь разницу между вермахтом и СС?
Он и сам сообразил, что не вермахт. Давно уже ворочалось беспокойство в груди. Те самые, призванные наводить ужас. «Schutzstaffel». «Эскадрильей прикрытия» когда-то величались. Создавались, как охранные отряды НСДАП – личное войско фюрера. А теперь – и войска, и спецслужба, и госструктура, и религиозно-мистический рыцарский орден… Солдаты вермахта носили темно-зеленые воротники. В Ваффен-СС преобладали серые. У армейцев на пряжках ремня был выбит прусский девиз: «Gott Mit UNS» – «С нами Бог». У солдат элитных войск – «Meine Ehre Heibt Ureue» – «Моя честь называется верность». Эсэсовцы на правой стороне воротника носили петлицы с изображением двух рун. Мертвые вояки так и делали. У офицеров в петлицах и на кокардах – значки в виде черепа. «Твою мать, – похолодел Зорин, – Мертвая голова». А наши-то не знают! По устаревшим разведданным, на этом участке фронта не было элитных частей, только 29-я мотопехотная дивизия вермахта, входящая в группу армий «Северная Украина». Ее изрядно потрепали под Житомиром и перебросили сюда – западнее Калиничей…
– Живо в грузовик, – приказал он, – и этих викингов тоже. Дорохов – за руль. Долго до развилки? – уставился на Мишку. – Метров восемьсот, говоришь?
Дорога в южном направлении, потом направо – на запад. Все понимали – тарарам не останется без внимания, облава прибудет, но станут ли их искать на западе? Кузов бросало из стороны в сторону. А за развилкой дорога сделалась вообще ужасной. Ветки скребли по бортам, машина с трудом переползала глубокие рытвины. Куда вела дорога – только богу ведомо. Пленные катались по полу, мычали, роскошные мундиры покрывались грязью. Уже проехали километра четыре. Достаточно. Зорин застучал по кабине. Дорога превращалась во что-то непотребное – по такой и танк не пройдет. Бросили машину, поволокли добычу в лес – примерно на юг. Листвянский бежал последним, разбрасывая перец из полотняного мешочка – чистая перестраховка, но кто его знает? Меньше всего хотелось связываться с безумными немецкими овчарками. Несколько раз меняли направление, петляли, как зайцы. Пленные задыхались, их пинали, толкали прикладами. Всё, привал. Попадали без сил в покатом ложке, несколько минут приводили в порядок дыхалку.
Отдышавшись, Зорин расстегнул планшет, расправил карту. Стал возить по ней огрызком карандаша, пытаясь
