не должно было стать для меня сюрпризом. На протяжении нескольких лет Newsweek терпел убытки. Два года назад журнал был продан новому владельцу, пообещавшему в корне все изменить. Вместо этого мы стали терять еще больше денег, чем два года назад. Подписчики и рекламщики начали уходить. Полагаю, что какая-то часть меня ждала такого звонка. И все-таки я не ожидал, что это произойдет именно сегодня.
Эбби сказала, что это было не ее решение – уволить меня. Я поинтересовался: «Чье?» Она ответила, что не знает. Якобы кто-то где-то принял решение, а Эбби просто доставила послание. Она ничего не может сделать, и нет никого, к кому бы я мог обратиться. Все это была явная чушь. Эбби была в курсе, кто принял это решение. Готов поспорить, что это она и была.
Эбби уже давно работала в Newsweek. Она ушла из журнала до того, как пришел я, но три месяца назад ее пригласили вернуться и сделали главным редактором. Я был очень рад, когда узнал, что буду отправлять статьи лично ей. Мы старые друзья, и знали друг друга вот уже двадцать лет. Как только Эбби приехала, мы начали говорить о запуске техноблога, который выходил бы под моим управлением. Я предположил, что понадобится год, может, больше, чтобы поднять его. Именно поэтому я надеялся, что работа мне была обеспечена, и поэтому теперь сидел здесь, пялясь в окно, с ощущением, что меня стукнули по голове.
– Думаю, они просто хотят нанять более молодых людей, – приоткрыла карты Эбби. – На твою зарплату они смогут нанять пятерых недавних выпускников колледжа.
– Конечно. – Я не злился. Я просто был ошеломлен. – Я понимаю.
Снаружи доносился рев газонокосилки. Я выглянул из окна и увидел, что на своем грузовике приехали ребята стричь газон. Мысленно я сделал пометку, что теперь нам придется обойтись без подобной роскоши, ведь безработный не может платить другим людям, чтобы те стригли его газон. Я не был еще даже до конца уволен, а уже искал способы сэкономить деньги. Нужно ли отказаться от кабельного ТВ? Перестанем ли мы ужинать вне дома? Сможем ли мы все же поехать в Австрию?
Эбби продолжала говорить, что я ей действительно нравлюсь, и для нее это тяжелый звонок, и ей не хочется этого делать, потому что мы знаем друг друга так давно, и никто никогда бы не хотел звонить своему другу с подобной новостью. В каком-то смысле я начал ее жалеть, даже учитывая, что это меня увольняют.
Я сказал ей, что все понимаю. В конце концов, я ведь репортер, пишущий на темы бизнеса. Меня самого коснулось то, о чем я писал: старые компании рушатся под напором новых технологий, гибнут, а сотрудники подлежат увольнению. Если бы я управлял журналом, который терял деньги, я бы тоже искал способы сократить издержки. Избавился от дорогих стариков и нанял кучу голодных молодых ребят. В этом был смысл.
Я пришел на это место, зная наверняка, что не успею здесь состариться. В 2008 году, когда я получил работу, ветеранам Newsweek предлагали продать контрольный пакет акций и досрочно выйти на пенсию. И это был не просто Newsweek. Газеты и журналы поголовно
