постепенно, чтобы вот так сразу окосеть, нужна слоновья доза. Доза была несколько меньшей, чем для слона, сразу в голову почти и не стукнуло. Проблема была совсем другого рода. Что называется, пришла беда, откуда не ждали. Обострилось восприятие окружающего мира. И солнце стало ярче, и небо синее, и облака белее.
Все бы ничего, вот только и вода стала сильнее блестеть. Причем настолько, что ощущение было, будто смотришь на электросварку. Конечно, если отвернуться от озера, то все хорошо. Только вот приехал я вроде как бы на рыбалку. В конечном итоге пришлось уйти гулять в лес. В этот раз ни-ни, в смысле касаемо спирта.
А вокруг птички поют и солнышко припекает. Переодеваюсь в свой любимый походный костюм. Любимый мой костюм, надо сказать, состоит из одних кроссовок. Остальное вешается поверх сумки. Ощущение голого тела посреди великолепия природы очень приятное.
И попа моя почти бразильская, правда, пока только формой. С цветом чуть хуже, после зимы серо-зеленая. Как там про лягушку: «Какая-то ты вся зеленая и мокрая. Вообще-то я белая и пушистая, только приболела». Так ведь дело это весной наживное, на солнышке все станет и цвета бразильского.
Вот я и на берегу озера. Вода не блестит так, как в прошлом году. Это хорошо. Но плохо, что и воды как таковой почти не видно, озеро до сих пор затянуто льдом. Полный облом. Я ведь, несчастный, пока шел еще и размечтался окунуться. Вода холодная конечно, зато вокруг благодать как в Эдемском саду. Хотя это и пустословие, надо честно признаться. Ведь в упомянутом саду были только Адам и Ева, кто его знает, как там на самом деле.
Но на этом мои несчастья не заканчиваются. Не знаю, как получилось, но штаны с сумки где-то по дороге свалились. Футболка есть и олимпийка тоже, трусы и те в целости и сохранности, а вот штанов нет. Сгоряча еще не сразу осознал весь трагикомизм положения, а уверенно зашагал на поиски. То есть по существу в обратный путь.
И то сказать, чего зря драматизировать, я в положении гораздо лучшем, чем инженер у классиков. Тот был совершенно голый и мокрый, да еще перед захлопнувшейся дверью, а я сухой и всего лишь без штанов. В крайнем случае, буду бежать трусцой, пусть думают, что я член общества «трудовые резервы».
Но это говорил мой разум. Чувства же, как оказалось, были совсем иного мнения. Меня неожиданно охватил страх. Он был, как и всегда, липкий и противный. Похолодело внизу живота, а ноги стали «ватными».
– Что же ты будешь делать, когда отечество будет в опасности.
Это говорил разум. Но страх, вопреки увещеваниям, увеличивался по нарастающей, какой то безотчетный, подобный детскому ночному кошмару. Нечто похожее случилось с издателем на Патриарших. А затем, как мы помним из бессмертного романа, ему банально отрезали голову. Что может быть более пошлым, чем отрезанная голова между трамвайных рельсов. Прямо как в анекдоте. Лежит, вся такая, голова между рельсов, и посиневшие губы шепчут: «Ничего себе, сходил
