Ахматова «Заметки к “Поэме без героя”»…а началось это с Дмитрия Покровского. Вместе с тремя мальчиками из его ансамбля мы в середине 70-х годов стали репетировать «Поэму без героя». Собирались днем, после основных репетиций на сцене Таганки.
Я всегда понимала, что «Поэму» должна сопровождать не просто музыка, а какие-то странные звуки. Допустим, строчка Ахматовой: «Это ветер со мной говорит». Митя Покровский находил, как передать такие звуки с помощью невиданных мною доселе инструментов. Звон колоколов, например, передавали семь перевернутых печных горшков – получался глухой, отдаленный, словно через эхо, звук. Были и какие-то старые, незнакомые мне народные инструменты. Я тогда впервые услышала варган, и странный режущий звук его мне очень понравился.
Мы долго репетировали и должны были выступать в Ленинградской филармонии. Алису Фрейндлих пригласили читать Цветаеву в первом отделении, а меня – «Поэму без героя» Ахматовой во втором. Мы уже купили билеты в Ленинград, но… позвонила Раиса Моисеевна Беньяш и сказала, что кто-то заболел и ехать не надо. Я поняла, что «Поэму» не хотят слушать. Читать ее было преждевременно. Но она меня уже зацепила.
У меня свойство памяти: я присваиваю знания, совершенно не запоминая, как их получила. Не ссылаюсь, откуда цитаты, как это должно быть в серьезной литературоведческой работе. Просто я «просеяла» через себя очень много литературы о «Поэме», да и не только о ней – через меня прошло множество материалов об Ахматовой: мемуарная проза, письма, интервью, воспоминания современников и, конечно, ее стихи. Что-то из своих размышлений я заносила в тетрадь, что-то осталось на отдельных листочках. И в конце концов мне захотелось поделиться этими записками с читателями.
Но когда я стала расшифровывать «Поэму без героя», то чем больше я находила в ней двойников, которые, в свою очередь, раздваивались и так – до бесконечности (то же самое происходит, если подойти с зеркалом к стене зеркального зала и увидеть в нем бесконечную череду отражений), тем яснее я понимала, что буквально расшифровывать ее, наверное, не надо. Не так уж важны в «Поэме» конкретные лица, важен аромат времени, ведь в «Поэму», помимо всего прочего, вошел огромный пласт культуры целой эпохи, которая для многих нынешних молодых людей стала давно прошедшей историей.
Но, с другой стороны, этот пласт культуры создавали конкретные люди. И вот о них-то и хочется поговорить с читателем, напомнить некоторые забытые имена, стихи, кое-что из фактов биографии самой Ахматовой.
Вокруг «Поэмы» клубится очень много стихов Ахматовой и других поэтов, которые зашифрованы в ее тексте. Иногда я буду приводить эти стихи, но, повторяю, поскольку это не литературоведческая работа, многое останется за скобками.
Одну из «Северных элегий», например, я считаю почти эпиграфом к «Поэме». В элегии Ахматова пишет о свойствах памяти, что для «Поэмы» я считаю очень важным, поскольку в ней сталкиваются прошлое, настоящее и будущее. Здесь я хочу привести целиком эту ахматовскую элегию, чтобы она, как скрипичный ключ в нотной записи, нет-нет да и мелькнула бы в памяти читателей.
Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая – как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным,
И тело в их блаженствует тени.
Еще
