с другими проявлениями живого, человеческая жизнь не наделяется какими – то дополнительными атрибутами и ценностью207.
Формирование, развитие со – знания и есть становление вменяемого субъекта, которому вменяется ответственность за его действия и который располагает рациональной мотиваций. Точнее было бы сказать, что он полагает, что располагает это мотивацией, потому что должен ею располагать. Другими словами, если был возможен спор между М.М. Бахтиным и Н.А.Бердяевым, утверждавшим вторичность ответственности от свободы, то «правее» был бы М.М. Бахтин: сначала ответственность, а потом свобода – как усвоение вменения. Когда я считаю, что я причина. С этой точки зрения М.М. Бахтин глубоко и принципиально прав: у человека нет и не может быть алиби в бытии208. Разум и сознание – вторичны по отношению к изначальной ответственности209. Они лишь выражают меру осознания своей укорененности в мире. А значит – и меру свободы. Чем в большей степени личность интеллектуально развита, чем шире горизонт ее знаний, тем в большей степени она осознает возможные последствия своих действий и поступков. И в многия знания – многия печали.
Ярким примером, подтверждающим идею вторичности свободы по отношению к ответственности, производности ее от ответственности является право. Так в случае высшей меры правовой ответственности – смертной казни правом предполагается именно ответственность за свободный выбор: человек мог поступить так, а мог иначе, и это был его выбор. У одной и той же причины могло быть, как минимум, два следствия. Иначе говоря, высшая мера покоится на постулировании свободы воли личности как вменяемого субъекта. Право исходит из презумпции ответственности личности. Это потом в суде могут искать смягчающие вину обстоятельства (состояние аффекта, принуждение и т. п.) – фактически возвращая меня в мир природных каузальных связей, делая невменяемым. Как писал Ф. Ницше, людей наделяют свободой, чтобы потом судить и наказывать.
Но этот правовой постулат вменяемости находится в явном противоречии с наукой. Если человек естественное существо, то он включен в сеть причинно – следственных связей. И тогда его «ответственность» за происходящее, как и «свобода воли» – не более чем иллюзия. Как биологический организм человек ничем не отличается от других биологических систем, он – робот, действия которого полностью запрограммированы наследственностью (генотипом) и привычками, сложившимися в результате прошлого опыта, «дрессуры» семьей, окружающей средой. Физиологический механизм поведения также задан причинно: эндокринной системой, особенностями нервной системы и т. д. С естественно – научной точки зрения человек никогда не может действовать «иначе»210.
Но если человек наделен свободой воли, то он оказывается вырванным из сети причинно – следственных связей и отношений. Более того, сознательный выбор (возможность, как
Свободный иудео–христианский дух накачал лазер научно–технического прогресса, плодами которого без лишних заморочек начинают пользоваться культуры бессубъектные. В том числе, в целях полного манипулирования без мешающих этических и правовых «тормозов».
Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1984–1985. М.: Наука, 1986, с. 80–160.
Этот общий вывод подтверждается и конкретизируется современным анализом феномена сознания, как это будет показано в следующих разделах главы.
Кстати, именно на учете этого строится аргументация о смягчающих вину обстоятельствах (особенности биографии, состояние нервной системы и другие заболевания). От ответственности человека может освободить – и даже полностью – болезнь как причина его полной или частичной невменяемости. Он мог «чистосердечно заблуждаться» и т. п. Защита в суде может опираться на довольно широкий круг аргументации.
