но не это сейчас волновало охотника. Странное покалывание всё быстрее распространявшееся по левой половине тела, постепенно превратившиеся в лёгкое жжение, беспокоило охотника куда сильнее жары и усталости. Вскоре левую половину тела начало жечь как огнём.
Всё это ему чертовски не нравилось.
Дважды он останавливался, чтобы перетерпеть волну неприятной боли и подумывал всё же оставить девочку. По крайней мере, смерть на солнечном костре была бы достойнее гибели от когтей тварей…
Он снова остановился и, надвинув широкополую шляпу на глаза, обернулся туда, где всё светлее становилось небо.
Чёрт, как же жжёт.
Ноги вновь понесли его вперёд, а рука крепко держала худое обессиленное тельце.
4
Девочка больше не шевелилась. Она спала или, скорее всего, просто снова отключилась, и охотник счел это благом, поскольку это на время избавило его от сложностей. От слов, от мыслей. От вопросов, ответов на которые он не знал, и не хотел знать.
Почему-то ему сразу не пришло в голову, что она обязательно захочет поговорить. Захочет узнать, где она, как она тут оказалась. Ведь для людей это нормально – природное любопытство. Теперь он понимал, насколько отвык от людского общества. Насколько привык быть один.
Охотник уже видел красивый гладкий валун в форме пули, за которым ждёт заветная нора. Время поджимает, не только из-за восхода солнца, но и из-за необходимости принять лекарство, чтобы унять это адское жжение…
Словно уловив его мысли, левая рука дёрнулась. Он подавил стон, боясь потревожить ребёнка, только сжал руку в кулак. Нужно как можно скорее добраться до норы. Там он разберётся с этим. Там он подумает, что делать с ней.
Дети – жуткие существа, насколько он помнил. Он предпочёл бы сразиться с парочкой Хамелеонов, чем так коротать время. Как сражаться и убивать тварей, он знал прекрасно, а вот что делать с детьми…
Охотник на секунду прикрыл глаза, стараясь не замедлять шаг: он чувствовал, как рубаха прилипла к пульсирующей от боли коже. Как волны чёрного огня растекаются по левой руке, поднимаются к плечу и пожирают шею, пытаясь лизнуть мочку уха и дотянуться до щеки. Сердце гулко ударялось о стенки грудной клетки, на которой можно было жарить еду, так сильно там жгло, и не только кожу, но и всё внутри, пронизывая нутро раскалёнными иглами, пытающимися достать до мотора. Так плохо ему еще не было, даже если он не принимал лекарство в срок, а ведь с последнего приема не прошло и суток.
…ни одной дырочки на одежде, ни одной царапины, ни порезика… ни единого повреждения…
ты боишься?
Его губы сжались в одну жёсткую бледную линию.
Но ты же испугался, правда?
Где-то внутри него противный скрипящий голос смеялся над ним.
Он ненавидел этот голос, возникающий в самые неподходящие моменты. Пользуясь его немощью,
