style="font-size:15px;"> Егор смотрел и не видел, зато Владимир, видимо, понял, кто они, и несмело подошёл ближе.
– Здра-здравствуйте, – он немного заикался.
– Добрый день, – буркнул Егор. – Пошли быстрее, стоянка дорогая.
– Здравствуйте, Володя, – Инна попыталась улыбнуться, но даже сухой и вежливой улыбки не вышло – слезы застилали глаза.
– Соболезную.
Владимир легко шагал рядом. Вблизи он уже не казался Инне копией Андрея, но оставалось что-то неуловимое – в походке, повороте головы, робкой улыбке – что играло с ней злую шутку. Она хотела ненавидеть его – и не могла. Он украл у неё свет, который должен был согревать после смерти мужа, но хотела ли она обманываться?
– Я за-забронировал себе хостел на Невском. Вам нужна какая-то помощь? У меня есть немного денег…
– Нет, спасибо, Владимир, мы все уже оплатили.
В машине он долго не мог устроиться, чем ещё больше разозлил Егора, а потом потерянно смотрел на поля и дома, мелькающие за окном. Инна безуспешно пыталась найти в сумке бумажные салфетки. Все молчали.
– Инна Михайловна, – наконец нарушил тишину Владимир, – я же не путаю отчество?
– Нет, – холодно ответила она.
Инну больно кольнуло осознание того, что Андрей, возможно, рассказывал о ней своей женщине и этому робкому заике.
– Я хотел сразу объясниться. На наследство я претендовать не стану, мне оно не нужно…
– Вот спасибо, – не выдержав, фыркнул Егор.
– Егор! – Инна попыталась изобразить недовольство, но вышло слабо и фальшиво. В глубине души ей было даже приятно, что её сын поставил на место этого… Вовку. Она всегда терпеть не могла имя Володя. Вова, Вовка, Вовочка… тьфу.
– Извините, – Владимир снова уставился в окно.
«Смотри-смотри, – злорадствовал Егор. – У себя такого не увидишь». Владимир все ниже и ниже наклонялся к окну, пока не уткнулся в стекло. На повороте Егор вдруг заметил, что у Владимира запотели очки – он плакал.
Ранним утром следующего дня они поехали на кладбище договариваться насчет похорон. Остро пахло опавшей листвой, в пронзительной голубизне над соснами заливались птицы. Лелька с мужем остались дома, зато Владимир напросился с ними. Он почти все время молчал, говорил лишь тогда, когда к нему обращались. Это смирение раздражало Инну. Ей хотелось, чтобы он разозлил её, хотелось наговорить гадостей, да не было повода.
В болезненном оцепенении она бродила по ритуальной конторе: трогала гробы, поправляла ленты на венках, со странным любопытством разглядывала пахнущие деревом новенькие кресты. Это все не всерьёз. Игра. Андрей не мог так поступить с ней. Он не мог уйти, оставив её один на один со всем этим…
– Мама, – Егор окликнул ее, и она отдёрнула руку от траурной ленты с золотыми буквами.
– Да?
– Подойди, пожалуйста.
Она поспешила
