как Ориана метнулась через лужайку к черному входу.
– Не хмурься, Бриенна, – одернула меня Абри. Небеса наконец разверзлись, и наши платья намокли от дождя. – Нужно наслаждаться последними деньками.
– Как наслаждаться, если я боюсь, что меня сочтут бездарной? – Я направилась к дому, на ходу вытаскивая из волос ленту, позволив косе рассыпаться по плечам, и тревожно провела по волосам рукой.
– Тебя не сочтут бездарной! – И все же Абри помедлила, а потом спросила: – Так думает господин Картье?
Я шагала через лужайку, промокшая и потрясенная мрачными перспективами, когда Абри догнала меня, схватила за руку и развернула лицом к себе.
– Пожалуйста, Бриенна. Позволь сделать этот портрет. Ради меня и Орианы.
Я вздохнула, но уголки моего рта тронула легкая улыбка.
– Ладно. Но я не могу позировать целый день.
– Ты будешь в восторге, когда увидишь реквизит, который я нашла! – повторила Абри и потянула меня к дому.
– Сколько времени это займет? – Я задыхалась, когда мы открыли двери и оказались среди теней темной прихожей, вымокшие и дрожащие.
– Немного, – ответила Абри. – Ой! Помнишь, ты помогла мне написать вторую часть моей пьесы? Где леди Чернохлеб бросили в темницу, когда она украла диадему?
– Ага. – Хотя я больше не изучала драматургию, Абри все еще просила меня помочь с сюжетами ее пьес. – Не знаешь, как ей теперь оттуда выбраться?
Она залилась нежным румянцем:
– Понятия не имею, но, прежде чем ты дашь совет, знай… я не хочу ее убивать.
Я не смогла сдержать смеха.
– Абри, это было три года назад.
Речь шла о времени, когда я считалась избранной Драматургии, и мы обе сочиняли отрывок для господина Ксавье. Абри написала комическую сценку о двух сестрах, боровшихся за одного кавалера, а я – кровавую трагедию, о дочери, свергнувшей отца с трона. Я убила всех персонажей, кроме одного, и господин Ксавье был потрясен мрачностью моего замысла.
– Если тебе не хочется ее убивать, – начала я, когда мы зашагали по коридору, – пусть найдет потайную дверь за скелетом или ей поможет стражник. Он нарушит присягу, но цена будет высокой и страшной.
– Конечно, потайная дверь! – воскликнула Абри, беря меня под руку. – Ты чертовски коварна, Бри! Хотела бы я так же хорошо придумывать сюжеты.
Она улыбнулась мне, и я пожалела, что страх сцены помешал мне стать госпожой Драматургии.
Абри, должно быть, почувствовала то же самое. Она сжала мою руку и прошептала:
– Знаю: еще не поздно. Можешь написать пьесу из двух актов, поразить господина Картье, и…
– Абри, – беззлобно оборвала ее я.
– Вот как две избранные Дома Магналии проводят неделю, оставшуюся до солнцестояния? – внезапно раздался чей-то голос.
Мы с Абри замерли в коридоре, неожиданно столкнувшись с Терезой, госпожой Интриги.
