не расцепляя зубов, попыталась изобразить беззаботность:
– Ничего.
Напряжение вокруг нее сгущалось невидимой тучей.
– Матильда, я ведь не тупой, – Сенк стал в позу ментора, упершись локтем в один бок и чуть скосившись на одну ногу. – Выкладывай давай, пока то, что ты натворила, еще, может быть, – «может быть» он произнес особо выразительно – можно исправить.
Матильда мгновенно помрачнела.
– ЭТОГО исправить никоим образом нельзя.
Скорбно опущенные глаза. Твердый, как гранит, голос. Обреченность. После ее слов Сенк понял, что ничего по-настоящему страшного не произошло, и немного расслабился.
– И как же тебе удалось ЭТО провернуть?
Матильда еще раз вздохнула.
– Сама не знаю.
Сенк еще раз внимательно изучил кухню. Скромная, минималистичная обстановка позволяла ощупать слабым Сенковым зрением каждый сантиметр. Все казалось таким, каким было оставлено накануне. Нетронутым.
– Тогда я пошел в туалет, – предупреждающе проговорил он, снова пристально глядя на сестру. Эта фраза означала что-то вроде «не убьет ли меня там что-нибудь?».
Матильда продолжала стоять неподвижно, глядя на свои ступни и боясь вдохнуть. «Раз молчит – значит, не убьюсь». В противоположном конце комнаты, рядом с диваном, лежал, высунув язык, пес, любовался хозяевами и безмятежно поливал пол слюной. Довольное лохматое чудище. Несколько секунд в воздухе слышалось только его дыхание.
Сенк, не спуская глаз с сестры, вернулся обратно, к прихожей – рядом с ней находилась ванная. Это была микроскопическая комнатка, которую кто-то изобретательный умудрился оснастить душем, небольшим керамическим корытом (бассейн для колибри) и таким же малометражным унитазом, наверняка украденным в каком-нибудь детском лагере.
Везде было чисто. На полу, в ведре для швабр, на шланге от душа, где частенько собиралась ржавчина. Шланг мертвым питоном висел под стенкой. Даже узор плесени под потолком был оригинальным. Когда доходило до уборки, о плесени всегда забывали.
Сенк задержался на пороге. Оценил обстановку. В воздухе колышется цепочка для слива. Трубы целы. Раковина чиста до такой степени, что в ней можно делать фондю.
Ничто не предвещало беды.
Он оглядел пол. Две тараканообильные трещины. Тряпка для мытья. В углу рядом с унитазом – рулончик туалетной бумаги и флакон со средством «от вредных насекомых». Кроме боевых отметин на этом полу не было ровным счетом ничего.
Сенк почему-то вспомнил, как Матильда в более раннем детстве такие флаконы «переделывала», зачеркивая маркером картинку букашек на этикетке и слово «насекомых», и дописывала вместо этого «людей». Родственники ржали, но сама идея всем нравилась.
Набравшись храбрости, Сенк ступил на кафельную палубу ванной. Когда-то он пришел к неожиданному выводу, что из всей жилплощади, за которую он
