уверенно держат оборону»…
И вдруг!
Сначала возник не шум, а появилось странное освещение. Среди беззвездной ночи ярко-ярко высветился небольшой двор детского дома, голые ветви деревьев, мелко задрожали замерзшие стекла окон. И только потом возник оглушительный грохот разрывов. Проснувшиеся испуганные дети вскочили с кроватей, кто-то громко заплакал… Светлана Яковлевна вбежала в комнату в распахнутом халате, попыталась, заглушая грохот и крик, успокоить детей.
Но среди общего шума и паники никто не слышал ее голоса.
– Ребята, успокойтесь! – старалась перекричать звук снарядов заведующая детским домом.
– Светлана Яковлевна, а если бомба попадет в наш дом, мы все умрем?…
Первое, что увидел Алексей, входя в комнату, это испуганные глаза женщины. Подросток мгновенно оценил ситуацию.
– Светлана Яковлевна, детей нужно спустить в подвал.
– Да, да, Леша, – торопливо произнесла она.
– Всем одеться, – строго сказал Алексей. – Старшие, помогите малышам. И без паники.
Эту первую серьезную бомбежку воспитанники детского дома и четверо взрослых переждали в небольшом сыром полуподвале старого здания. На всю жизнь Алексей запомнил ужас от осознания собственной беспомощности перед чужим насилием. И именно в ту ночь он понял, что этот страх в нем может победить лишь другое чувство – чувство ответственности за других.
Своей внучке Ольге Алексей Владленович никогда о войне не рассказывал. То ли стеснялся, что не был на фронте, то ли слишком тяжко было вспоминать те годы. Из памяти семьи эти годы были как будто вычеркнуты. Только знали все, как радуется дед письмам, их он получал много и часто. Писали бывшие детдомовцы, которых жизнь разбросала по всей стране. Если кому-то в семье выпадало счастье первым заглянуть в почтовый ящик и вынуть оттуда конверт, адресованный деду, вручение письма было целым представлением.
– Дед, пляши! – смеялась его жена Вера.
– Ну вот еще, – шутливо отмахивался Алексей Владленович, – давай конверт, не томи.
– Нет, спляши! – настаивала бабушка.
– Спляши, спляши, – подхватывала маленькая Ольга.
– Ну тогда ты спой, – смеялся дед, – я без аккомпанемента плясать не буду.
Три женщины запевали «Калинку», и дед, закинув руки за голову, торжественно выступал в центр комнаты. Потом широко разводил руками и, выставляя поочередно то правую, то левую ногу вперед, пускался в пляс. Не выдержав, в общее веселье включался и пятый член семьи – дворняжка Шальная, собака весело визжала и прыгала, стараясь лизнуть руку танцующему главе семьи.
«Здрасте, здрасте, здрасте», – поддакивал в такт песни попугай Женя и хлопотливо размахивал крыльями.
Ровно насколько дед не любил вспоминать военное время, ровно настолько обожали в семье те минуты, когда он, лукаво прищурив
