соседнего монастыря – эхо металлического раската длилось бесконечно долго. Чтобы не слушать низкий звон, Баррет уткнулся в подушку.
– Сеньорита Лусия, закройте, пожалуйста, окно, – пробормотал он на ломаном кастильском наречии. Темная фигура пошевелилась и отделилась от проема. Окно оказалось плотно закрытым.
– Эрнандо давал тебе свои листья?
– Голос Сармиенто звучал довольно приятно, но английские слова давались ей с некоторым трудом.
– Ах, вот вы о чем… Да, то есть нет. Я хочу сказать, что он не хотел мне их давать, но я сам выпросил это зелье… По чести признаться, сеньорита, сначала мне стало гораздо лучше и, можно даже сказать, совсем хорошо, как будто я заново родился. Вот только вот потом сделалось как никогда тошно. Я тогда думал, что помру.
– Это средство не для тебя, англичанин. Оно не вредит только людям с южной кровью.
– Господи, мэм! То есть, я хотел сказать, сеньорита Сармиенто… Да я и думать о нем больше не хочу. Женщина подошла еще на один шаг, ее платье попало в пятно солнечного света. Силуэт медленно показался из мягкой тьмы.
«Ну и взгляд у этой лекарши-испанки, – растерянно подумал Баррет. – От такого мурашки бегут. Это вам не кривой пропойца доктор Кид».
Голову Сармиенто покрывал желтый платок, гладкие черные волосы падали из-под него на плечи. Мочки ушей оттягивали массивные серьги, каждая в виде двух неравных соединенных колец. Ее лицо завораживало – правильное, чуть удлиненное, с ясными глазами под прямыми стрелками немного сдвинутых бровей. Небольшой, четко очерченный рот не улыбался – точно так же, как и на портрете Саммер.
– Тебе не нужно слушать колокольный звон, Питер Баррет. Считай, что его нет.
– Ладно, пускай его больше нет, хотя, признаться, от этого звона у меня все трещит под черепом. Так вы с Айла Баллена, сеньорита?
– Я там родилась. Там собаки-англичане убили мою мать и брата.
Баррет не сразу нашелся, что ответить.
– По правде сказать, в тот раз я не высаживался на берег. Не скажу, чтобы я когда-нибудь воздерживался от хорошей драки, – чего нет, того уж точно нет. Но нам попортили такелаж, и «Синий цветок» еще до драки на берегу вернулся на Хайрок. Честное слово, не смотрите на меня так, как будто я каждый день съедаю по испанскому младенцу на обед.
Женщина приблизилась вплотную. Вид у нее был одновременно испуганный и гордый – такое особенное выражение Баррету приходилось наблюдать только у испанок. Сармиенто была к тому же красива теплой, совершенной красотой южанки.
– Тебя, беспомощного, принес сюда Ланда, – сказала она очень спокойно. – Если бы я была свободна выбирать, я бы сразу заколола тебя, чтобы отомстить за пепел Айла Баллена. Ланда не позволил мне убивать и заставил лечить. Это все потому, что он, как и ты, очень любит золото и готов ради него соваться в грязь. Я сделала все, чего он только захотел, спасла твою жизнь
