не стоит, а мне может пригодиться.
Матиуш согласился. Принесли чернильницу, бумагу, ручку, и Матиуш написал:
Настоящим свидетельствую, что не имею претензий к начальнику тюрьмы. Он добросовестно выполнял свой долг. Когда перед войной я арестовал министров, он стерёг их, ибо такова была моя воля. А после войны он стерёг заключённого № 211, ибо таков был приказ королей-победителей, и даже не отомстил мне за разбитую вазу. Итак, пусть он выполняет свой долг, а я – свой.
Представитель совета королей расписался в тюремной книге в том, что получил Матиуша в целости и сохранности. Покончив с формальностями, они сели в машину и выехали из тюремных ворот.
Любопытно хотя бы одним глазком взглянуть на свою столицу. В театре как раз кончилось представление, и люди расходились по домам. Никто, конечно, не догадывался, что в мчащемся по улицам автомобиле едет король Матиуш. Важных преступников всегда возят ночью, чтобы никто не знал. Из театра шли только взрослые – и ни одного ребёнка.
«Хитренькие, детей небось спать уложили, а сами развлекаются», – подумал Матиуш сердито.
Рядом на сиденье дремал представитель совета королей.
«Открою дверцу и убегу».
Нет, ничего не выйдет. Днём, когда на улицах кишит детвора, убежать легче. И потом, как назло, ярко горят фонари и на каждом углу торчит полицейский.
На вокзале обстановка тоже не благоприятствовала побегу: представитель совета королей быстро провёл Матиуша через зал ожиданий и вывел на перрон прямо к вагону первого класса. Поезд через пять минут отправлялся за границу. Войдя в вагон, представитель совета поставил возле окна чемодан, на чемодан – клетку с канарейкой.
– Ну, а теперь давай спать!
«Он что, притворяется или правда такой соня?»
Нет, полковник Дормеско не притворялся. Другого такого сони не было во всём четвёртом артиллерийском дивизионе, в котором он служил. И четвёртый дивизион гордился им.
…Ещё в школе он сладко спал на уроках. Но никогда не храпел, поэтому учительница не замечала этого и считала его примерным учеником. Писал он без ошибок, читал тоже прилично – на четвёрку с плюсом (во время диктанта и на уроках чтения не очень-то поспишь – мешают), зато на арифметике он отсыпался. Товарищи посмеивались над ним, но он не обижался: характер у него был покладистый.
Однажды заснул он на уроке естествознания. На этих уроках спалось как-то особенно хорошо: стояла мёртвая тишина да вдобавок монотонный голос учителя убаюкивал и глаза сами слипались.
– Ну-ка, Дормеско, повтори.
– Он спит, господин учитель.
Сосед толкнул его локтем в бок. Дормеско вскочил – стоит, глаза протирает.
– Ну, что тебе снилось? – спрашивает учитель.
– Большущий муравейник.
Ребята захохотали, а учитель сказал:
– Твоё
