style="font-size:15px;"> – Урбанова, сегодня, по-моему…. если не ошибаюсь…. день рождения Гитлера, – он всегда мямлил, – а на дворе уже не ускорение, а перестройка. Это похоже на демонстрацию неофашистов с элементами погрома.
– А разве у нас такое бывает? – от надвигающегося испуга у Алёны начался ступор.
– Алёна Владимировна, что за инфантильные вопросы?! Я уже опаздываю. Вам тут недалеко до вашего Белого дома, а мне на «Арбатскую». Дайте, пожалуйста, ваши материалы для статьи.
Алёна оторопела. Ей казалось, что, несмотря на свою довольно гнусную природу, ее начальник всё-таки мужчина.
– (Он же как-то говорил, что в армии служил. Неужели вот так просто бросит меня здесь с ребенком и побежит прятаться в метро?)
Вопящие демонстранты неотвратимо приближалась, поколачивая на ходу всех, кто выглядел не слишком по-славянски или пытался увернуться. Недоумевающие пешеходы разворачивались и быстрым шагом двигались в обратном направлении, создавая путаницу броуновского движения.
Алёна наивно предполагала, что любой мужчина просто обязан оберегать и защищать женщину, тем более с малышом. Она не сомневалась, что сейчас Геннадий Андреевич возьмет на руки Афоню, подхватит ее под руку и уведет всех в безопасное место. Так бы, не задумываясь, сделал Нахимов. Вместо этого Вершинский быстро затолкал папку в портфель, развернулся, бросив на ходу:
– Увидимся на следующей неделе, – и молниеносно исчез во взволнованной толпе.
Урбанова хотела было ринуться за ним, но, оценив плотность потока и возможную давку, передумала и развернулась навстречу митингующим.
Первая шеренга своры агрессивно настроенных молодых людей была уже рядом. Одетые в черное оголтелые парни с пустыми глазами что-то яростно кричали и размахивали палками с непонятными флагами. У некоторых были фашистские повязки на рукавах. Лица ничего, кроме злобы и агрессии, не выражали. Рядом послышался звон разбиваемых витрин. Посыпались стекла. Помощи ждать неоткуда и спрятаться тоже. Магазины торопливо захлопывали двери, а до ближайшего переулка оставалось метров тридцать.
Алёна была смелой трусихой. Она резким выдохом изгнала из души страх, взяла на руки сына, крепко прижала к груди и смело шагнула навстречу молодчикам.
С интонацией строевого сержанта:
– А ну, разошлись! – командно рявкнула на них, заставляя подчиниться. – Пропустить женщину с ребенком!
Она смело рассекла первую линию погромщиков, прошла сквозь вторую и третью шеренги изуродованных ненавистью лиц и юркнула в Серебряный переулок.
– Ты чего? – раздалось у нее за спиной.
– Чего, чего?
– Ты чего дал ей пройти?
Но было уже поздно. Навстречу ей по узкой улочке, вереща, мчались милицейские машины. Вид приближающихся стражей порядка означал серьезность происходящего и мгновенно превратил бесшабашность в оцепенение и страх за собственного
