насколько хватало взгляда, раскинулся величественный кедрач, и лишь по берегу горной речки, вьющейся подобно серебристой нити, робко жались ивы и редкие березы.
– Вот и дошли! – удовлетворительно хмыкнул пожилой охотник и, осторожно спускаясь с пологого склона, обнадеживающе заверил: – Перейдем реку, и мы на месте! – На очередном повороте, прислоняясь рюкзаком к дереву, он вытер широкой мозолистой ладонью скатывающиеся с упрямого лба крупные капли пота и, приглаживая назад седые мягкие волосы, задумчиво заключил: – Осталось километра два от силы! Выйдем к реке, у сухостоя там, на Гришенской поляне, и разобьем бивак!
– Обрадовал! – устало выдохнул черноволосый мужчина лет на двадцать моложе своего собеседника. Он ни на шаг не отставал от старшего товарища, которому знакомая местность словно придала резвости, и разочарованно пожаловался: – Эта прогулка до «кордона» окончательно извела меня! Сил моих больше нет тащить этот проклятый рюкзак! Такое ощущение, словно жена в него специально кирпичей наложила, чтобы я издох по дороге! – и глухо пригрозил: – Вернусь, заставлю саму по дому с рюкзаком побегать! Пусть узнает, почем пуд лиха! Додумалась наложить всякой ерунды, словно я не на три дня в тайгу отлучился, а зазимовать собрался! Размечталась! – Гневу охотника не было предела. – Заставь дуру Богу молиться, она и лоб расшибет! Зараза!
На вид мужчине было лет тридцать пять; можно сказать, красивый, крепко сбитый, низкорослый и широкоплечий, отдаленно чем-то напоминающий английского бульдога, с такими же кривоватыми ногами и с выступающей вперед нижней челюстью. Но больше всего пугали смотрящие исподлобья черные глаза, в которых, как яркие вспышки, полыхали безумные зарницы. Не каждый в поселке мог выдержать этот обжигающий ненавистью взгляд взбешенного зверя, чтобы не ощутить предательский холодок на спине от страха. За свой неуправляемый буйный характер Михаил среди односельчан слыл ярым дебоширом. Вспыльчивый, заводящийся с полуоборота, он постоянно ввязывался в драки, большинство которых сам же и затеял. Его боялись и старались обходить стороной, чтобы случайно не попасть под его горячую руку. Он был не просто жестоким человеком, а настоящим садистом, в котором отсутствовало понятие жалости и сострадания. Частенько напиваясь до беспамятства, он жестоко избивал жену, пуская вход тяжелые кулаки. А когда она теряла сознание, уже ногами добивал лежащую на полу женщину, после чего она неделями отлеживалась в постели, с трудом отходя от побоев. А так как поводы к применению грубой силы у него имелись всегда, то и у женщины месяцами не сходили с опухшего лица синяки и ссадины, говоря окружающим людям о тяжелом нраве мужа. Хотя он частенько прикладывался к рюмке и постоянно дебоширил, но никто не мог возразить, что охотником Михаил, тем не менее, был добычливым и до безрассудства отчаянным. Мужчина в одиночку ходил на кабана, случалось, приносил и сохатого. А однажды голыми руками задушил напавшего на него матерого волка, шкура которого
