снова сказал Глеб. – Но могу навести справки, если тебе это интересно.
– Хотя бы приблизительно. Тысяча долларов – может быть?
Женя смотрела на Глеба во все глаза. Но он нисколько не насторожился при слове «тысяча». Надкусил кусок пирога, запил его чаем и только после этого сказал вполне беспечно:
– Тысяча? Может быть. Если компания крупная.
– Значит, я могла в Туле получать тысячу?
– Это вряд ли, – с прежней беспечностью ответил Глеб. – Я думаю, что для Тулы тысяча долларов – это нереальная зарплата. Провинция, низкий жизненный уровень… нет, это невозможно.
– Значит, и мои друзья не могли получать тысячу долларов?
– Какие друзья? – поднял глаза Глеб.
– Ну у меня же есть какие-то друзья. Правильно?
– Почти наверняка есть, – сказал осторожно Глеб.
– И для моих тульских друзей тысяча долларов – это тоже большие деньги?
Только теперь Глеб оставил пирог в покое.
– Почему ты спрашиваешь о тысяче долларов? Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Просто я хочу знать: может ли мне кто-то из моих друзей подарить тысячу долларов?
– Тебе подарили деньги? – подозрительно осведомился Глеб.
– Нет! – без запинки ответила Женя. – Я хочу знать: у меня есть друзья, которые могут подарить эту тысячу?
– Тебе нужны деньги?
– Я хочу знать, – нервно повторила Женя. – Есть ли у меня…
– Нет! – твердо сказал Глеб. – Успокойся!
Женя теребила подол своего платья.
– А кто из моих тульских друзей навещал тебя? – спросила она неожиданно.
Вопрос застал Глеба врасплох. Он метнул в Женю встревоженным взглядом, наткнулся на ее взгляд – она следила за его реакцией, и получилось, что он себя выдал.
– Никто, – пробормотал он неуверенно.
– Ты меня обманываешь! – строго сказала Женя.
– Ну зачем мне тебя обманывать! – вяло запротестовал Глеб.
– Ты знаешь кого-нибудь из моих тульских друзей?
– Нет! – решительно ответил Глеб.
Теперь она знала, что не может ему доверять.
Потому что он ей лгал.
Мать Ивана Константиновича Алтынова, за убийство которого отбывал пожизненный срок Иванов, жила в Воронеже. Когда встал вопрос, кому кем заниматься, Алтынов достался Горецкому. И он отправился в Воронеж.
Женщина жила на окраине города в неприглядного вида доме, имевшем пять этажей, четыре подъезда и внешний вид памятника ленивому равнодушию местных коммунальных служб. Горецкий поднялся по темной лестнице, где не горела ни одна лампочка, а на третьем этаже долго шарил ладонью по стене, пытаясь отыскать звонок нужной ему квартиры, но звонок не нашел, и тогда он просто постучал в дверь.
Пахло пылью и кошками. Где-то наверху усталыми голосами бранились мужчина и женщина. Женщина будто стыдила, мужчина лениво матерился в ответ.
– Кто? –
