подняла с пола и повесила на плечо свое оружие дальнего боя – самопал, похожий на гранатомет револьверного типа. Только не пузатый, какие они обычно, а более длинный и узкий, как дробовик. В барабане, кажется, восемь зарядов. Вещь явно кустарная. Часть деталей из дерева, в начинке – элементы левых механизмов: шестеренка часов, поршень медицинского шприца, проволока и многое другое. И все в кожухе из банальной пластиковой бутылки.
– Идем? – спросила Мирослава.
Я кивнул.
Повернул голову лицом к демонше.
– Ксара?
Та изящным полумесяцем спрыгнула на пол, приземлилась в приседе, застелив пол одеялом плаща. Только яростку легче не стало – повис как тряпочка, шипы уныло согнулись в крючки.
Мы пошли.
– А как ты попала в Руины, Мирослава? – спросил я.
– Ой, да брось, Владик. Просто Мира. Или Слава.
– Хорошо. Мира. Как ты попала в Руины?
– Да ничего особенного… Барин выпороть приказал. Зазевалась, гуся в печи перепалила. Восемь плетей у столба. Благо кнут Митьке достался, лупит не больно, рука у него калеченная. Ударе на шестом все погасло, а очнулась тут.
Я чуть не врезался лбом в колонну.
Еперный смартфон! Из какого ж века ее занесло? То-то голова все еще побаливает. Наверное, переводит на русский с какого-нибудь старорусского.
– Плетьми? – возмутился я. – За гуся в печи?!
– Да сама виновата, клуша. Бросила микроволновку без присмотра, а сама ушла с Марьей по телефону сплетничать.
Я споткнулся.
Не упал только потому, что Мира поймала за плечо, и я повис на ней. Да так, что нос почти уткнулся ей в грудь.
– Осторожней, милок, – сказала она ласково. – Успеешь еще…
Чего успею?
Я выпрямился. Мы снова пошли, и я только теперь осознал, что она сказала до этого. Руины, вы совсем охренели? Чем ей голову напичкали? У них там, оказывается, крепостное право рука об руку с высокими технологиями.
Однако смириться с этой концепцией Руины не дали.
Поворот вывел нас в зал такой степени разрухи, легче назвать пещерой.
Тем не менее, в одной из ям – костер. А у костра спиной к нам сидит человек. С нашего ракурса виден только плащ неопределенного цвета, сливается с окружением, и такого же цвета капюшон. Человек держит руки ближе к огню.
Держит странно. Ассоциации с лапками богомола…
Мирослава хотела было окликнуть, но я прижал указательный к губам, и она замерла, а потом послушно отошла за мою спину, повинуясь жесту моей руки, преградившей путь.
Мы спрятались за поваленную статую.
– Чего прячемся? – прошептала Мирослава.
– Шли громко, – отвечаю, – нас должны были услышать. Но этот сидит, будто ничего не замечает.
Человек у костра закашлял. И еще раз… И еще.
– Кашель какой-то не такой, – заметила Мира.
– Механический, – сказал я.
Человек стал насвистывать.
