конюшнями, амбарами и жилыми избами. Посредине двора колодезь с долблёной колодой, наполненной свежей водой, а вокруг него огромная лужа, в которой нежится пёстрая свинья с поросятами.
У стены конюшни, в тени, стоит четверик добрых, степенных коней, привязанных к кольцам.
На этих лошадях Вася не раз ребёнком ездил с покойной матерью на ярмарку в Пронск.
И эта же четвёрка завтра повезёт Васю в Москву.
Агафон с конюхом чистят лошадей и мажут им копыта дёгтем. У одной лошади верхняя губа почему-то перетянута мочалкой. Лошадь стоит, не шевелясь, даже не машет хвостом, только напряжённо двигает одним ухом.
– Агафон, – обращается Вася к кучеру, – зачем ты перевязал Орлику губу?
– А чтобы спокойней стоял, – отвечает тот. – Не даётся чиститься, больно щекотливый.
– Это занятно, – говорит Вася. – Надо испробовать. Ты боишься щекотки? – спрашивает он Тишку.
– Не подходи, зашибу! Я страсть щекотливый, – говорит тот.
– А ну-ка, дай я подержу тебя за губу.
Тишка даёт Васе подержать себя за губу и даже пощекотать, но его страх перед щекоткой от этого не проходит.
Несколько мужиков тут же возятся около огромного тарантаса с кожаным верхом, подтягивая ослабевшие гайки, укрепляя рассохшиеся ободья и смазывая колёса. От тарантаса сильно пахнет свежим дёгтем и прелой кожей. При всяком сотрясении его мелодично позванивают колокольцы, подвязанные к дышлу.
Рыдван этот, не раз за свою жизнь побывавший не только в Москве, но и в самом Санкт-Петербурге, завтра увезёт Васю из родных Гульёнок. От этой мысли Васе делается и грустно и страшно, новизна предстоящих впечатлений волнует его детское сердце.
Он суётся всюду, мешая мужикам работать.
– Вы бы, ваша милость, пошли в конюшню поглядеть лошадок, – говорит один из них.
Вася идёт в конюшню. В полутьме длинного здания, освещённого лишь через узкие оконца под крышей, видно, как находящиеся в стойлах лошади без конца машут хвостами.
В конюшне слегка пахнет навозцем, лошадиным потом и сеном. Кудлатый козёл Васька, покрытый грязно-белой свалявшейся шерстью, бродит по конюшне, подбирая овёс под лошадиными кормушками.
В отдельном зарешёченном станке шуршит щедро настланной соломой маленькая чалая лошадка с раздвоенной от ожирения спиной. Это Васина Зорька. Раньше он на ней ездил верхом почти каждый день, но год назад выпал из седла, и тётушка запретила ему верховую езду.
– Зорька, тебе скучно? – окликает он лошадку и протягивает ей на ладони случайно найденный в кармане кусочек сахару.
– Свинья, а не лошадь, – говорит Тишка. – Наверно, без тебя будут её в борону запрягать или продадут.
Вдруг откуда-то из глубины конюшни слышится раздирающий уши хриплый крик: «и-га, и-га!»
Это Васин ослик кричит в своей загородке. Надо на нём покататься на прощанье.
– Иди, Кузя, запряги осла, – говорит Агафон конюху. Кузьма
