всё поняла и, утешая меня, говорила, что в нашей жизни всё ещё образуется, фашиста скоро прогонят, и мы вернёмся домой. И все солдаты вернутся с войны. Вот таким же вечером мы соберёмся в нашем доме на зелёном крылечке: Капа будет играть на гитаре, Миша на мандолине, Серёжа на балалайке, а ты нам будешь петь. И друзья, и соседи придут послушать ваш концерт.
– Когда это ещё будет, – всхлипывая, говорила я.
– Наверное, придётся подождать. Ведь мы с тобой умеем ждать? – и она увела меня с тёмного двора.
Утром пришёл доктор, похвалил меня и Павлика за то, что мы хорошо спали и хорошо выглядим. Потом долго рассказывал бабушке что-то по тётю Капу.
– Так что всё неплохо, но ей денька два – три надо будет у нас полежать, – сказал он и, прощаясь, погладил меня по лысой голове, а Павлика потрепал по пухлым щечкам.
Назавтра дедушка приехал за нами только к обеду и без Мити. Он был чем-то расстроен, и всё сморкался в свой большой носовой платок.
Мы погрузились в маленькую машину на заднее сиденье, и поехали на «новое место жительства», как определила его бабушка. Ехали недолго, и скоро машина остановилась у серой, некрашеной калитки.
Во дворе дома, где нам теперь предстояло жить, было немного снега, и мы с Павликом остались там поиграть, пока бабушка осмотрится в новом жилье.
Сразу за домом мы обнаружили большой сарай, закрытый на огромный висячий замок. За сараем высился дощатый забор.
Заняться пока было нечем – только бегать вокруг дома и двух бочек с водой, которые оказались у нас на пути.
Мы ещё и набегаться не успели, как вернулся дедушка. Он уходил в магазин за продуктами и теперь нёс в жёлтой сетке хлеб, молоко в бутылке и две банки консервов.
– Пойдёмте-ка, ребятки, посмотрим, как там дела у бабушки, не нужна ли ей наша помощь.
Сначала мы вошли в полутёмный коридорчик, а потом дедушка открыл дверь в кухню, где уже топилась плита. Бабушка по-домашнему хлопотала у стола, и всё было бы хорошо, если бы не пронзительный незнакомый запах.
– Бабушка, чем здесь пахнет? – спросила я.
– Не обращай внимания. Вот немного обживёмся – и чужой запах исчезнет.
Она знала, как много значат для меня запахи, иногда даже спрашивала:
– Аля, а это что за запах? На что похож?
А для меня они были такие разные: то тёплые, то холодные, горькие или сладкие, лёгкие или тяжёлые, разноцветные – или невыносимые.
Она всегда смеялась:
– Ну и выдумщица ты.
Сейчас незнакомый неприятный запах был лёгким, въедливым и даже каким-то липким, коричневатого цвета, похожего на тени в углах и ещё нежилым, как будто здесь долго не топили печь и не готовили еду.
Но тут я увидела, что кухонный стол у окна был накрыт нашей походной клеёнкой. Это меня сразу отвлекло. Особенно мне понравились широкие, устойчивые лавки вокруг стола.
Когда мы разделись, Павлик сразу стал обживать незнакомый дом – с воплями носиться
