Так мне изредка приносит чего интересного, металлического: подсвечник какой, рамка для зеркала круглая, всякое разное, приборы столовые. А я покручу, что-то обрежу, что-то приварю… Правда, понравились тебе птички?
– Да они прекрасны! Я их в траву выставлю, можно?
– Да конечно. Не бойся их брать – сварка крепкая, они вовсе не хрупкие. Уронишь – не разобьется, не согнется…
Ольга выносила птичек в траву, радостно возбужденная: она разное видала, сделанное из металла, но вот такие поделки – впервые. Какая фантазия! Хвост ласточки – словно специально на заводе эту деталь отливали, а не из обыкновенной вилки она получилась!
Обед отложили.
Регина зря упомянула про свой гардероб – вынуждена была переодеваться раз пять. Ольга фотографировала без устали, выбирая ракурсы, приседала, ложилась в траву. Потом снимала Регину за работой в самой кузне, с лазерной горелкой, за наковальней.
Обе усталые, и обе довольные – Ольга своим результатом, а Регина тем вниманием, которое ей уделили, присели к столу, и Ольга в веселом отчаянии махнула рукой: давай твой всамделишный коньяк! Выпили только по стопочке у раскрытого окна, в которое заглядывали сиреневые гроздья, как мелькнула быстрая тень и раздался стук в дверь – прибежала соседка, та самая, что приветливо махала им рукой.
– Региночка, милая, выручай! – трагическим голосом с порога начала она. – Сашок за живот держится, корчится, болит ему сильно. Ой, что ж делать?! Вот оставили внучка бабушке на неделю! Не доглядела! В амбулаторию его быстрей надо, звонила туда – нету у них машины никакой…
– Теть Кать, выпила я чуточку… – растерянно пробормотала Регина, а сама уже поднималась со стула. Обернулась к Ольге: – Олечка, ты уж тут погуляй без меня, ляг вот, отдохни… Мы на усадьбу да обратно, хорошо?
– Езжайте, конечно, – растерянно ответила Ольга, никак не ожидавшая такого поворота. – Пройдусь по деревне, поснимаю…
– Ага, погуляй, погуляй. Сарай прикрой, а за дом не переживай, тут красть нечего.
Загудел автомобиль, скрылся, наступила тишина. Легкая, успокаивающая, солнечная. Ольга не стала убирать со стола. Прикрыла его широким полотенцем, взяла фотоаппарат. На дверях сарая с мастерской висел замок, закрыла все, ключ засунула под большой плоский камень у входа. И направилась вдоль улицы, тянувшейся далеко вперед, может, на полкилометра.
Снимала много – было что снимать. Решила для себя: сделать цикл «Заброшенные деревни». Здесь и смерть, и жизнь – неразрывные, в одном флаконе горького аромата сирени…
По одной стороне дома и то, что осталось от домов, закончились, на другой метрах в ста впереди угадывалась усадьба. Она уже примыкала к самому лесу. Два огромных куста белой сирени привлекали своим почти идеально круглыми формами. Ольга подходила к ним и снимала, снимала…
Дом выглядел закинутым, но живым. Дружелюбным.
