и я пальну по этим вὸронам.
Вὸроны, как будто не заметив выехавшего на поляну Леньку, безмятежно сидели на соснах.
Выехав из-под нависающей листвы деревьев, Ленька, как заправский ковбой, натянул поводья и, вынув из рюкзака патроны, которыми снабдил его Михалыч, зарядил ружье.
Осторожно, чуть поддав каблуками Рыжуху, он направил ее к краю поляны. Не выезжая на нее, под покровом деревьев, он прицелился и пальнул по вὸронам.
Вὸроны, тут же сорвались со своих мест и улетели, громко каркая и хлопая крыльями. У ковбоя Леньки ничего не получилось! Ни в одного вὸрона он, конечно, не попал.
Рыжуха, после произведенного выстрела, только уши прижала, но не взбрыкнула и осталась стоять спокойно. Тут Ленька ощутил благодарность к Рыжухе. Его неожиданно осенила мысль, что если бы это была другая лошадь, а не Рыжуха, то она бы наверняка испугалась выстрела и, скинув этого идиотского седока, понеслась бы от страха невесть куда. Ловил бы ее тогда Ленька, если бы вообще оказался жив.
А Рыжуха – ничего, только уши прижала и укоризненно смотрела на своего незадачливого седока. В ее взгляде только и сквозило:
– Ну и дурак же ты, Ленька.
Увидев ее взгляд, Ленька прижался к ее шее и ласково попросил:
– Милая моя, извини ты меня, дурака. Я больше так не буду. Не хотел я тебя испугать. Прости меня, и давай поедем дальше.
Рыжуха, как будто поняла извинения Леньки и спокойно, без всяких понуканий, пошла дальше.
С такой скоростью, как бежала Рыжуха, Ленька вскоре доехал до заимки.
Спешившись, он обошел ее. Ничего-то в этих местах не изменилось.
Так же было слышен шум вод Дубакита и шелест листвы высоких осин, которые окружали заимку.
Вокруг стояла первозданная тишина, прерываемая иногда только голосами каких-то птичек.
Ленька привык, что здесь всегда горел костер, было людно и весело, было чем заняться и поговорить. А сейчас здесь была только тишина.
От этого ощущения ему сделалось как-то не по себе и он, привязав Рыжуху к коновязи, которую в свое время построил Михалыч, вошел в заимку.
Немного покопавшись на нарах и на полках, он нашел Серегины вещи. Он помнил их из тех коротких встреч, когда видел Серегу. Вернее, он знал его вещи, в которых он ходил.
Он их сложил в рюкзак и, прихватив военную куртку Сереги, о которой особенно просил отец, вышел из заимки
Рыжуха по-прежнему стояла там, где ее и привязал Ленька.
От такой покорности у Леньки что-то перехватило в груди и он, подойдя к ней, обнял ее за голову и посмотрел в глаза:
– Сейчас, моя хорошая, я покормлю, да попою тебя.
Вначале он спустился к Дубакиту, черпанул из заводи воды и, поднявшись по крутому косогору, поставил ведро с водой перед своим другом.
Увидев, как Рыжуха начала пить, он нашел мачете в заимке
