известно, однако налогов, как говорится, еще никто не отменял.
Бывший арендатор Гурдин, отсидев четыре дня в амбаре у запропавшего неизвестно куда крестьянина Дудихина, на момент приезда судейской комиссии чувствовал себя хорошо. И по освобождению отзывался о своих мучителях только с положительной стороны. Акромя того случая его больше не били и по местным меркам кормили сносно. Вся суть его содержания в плену заключалась, исключительно, в нравоучительных беседах со стороны представителей деревенского сообщества на предмет его окончательного морального перевоспитания. В итоге, Иван Гурдин дал мужикам подписку о том, что никакого побоища вовсе не было и что претензий к своим, якобы обидчикам, не имеет.
Исправник Хлопин, по приезду в деревню, тут же затребовал немедленного освобождения Гурдина. Даже не стал вникать, что да как. Местные возражать не стали, и выдали пленника без проволочек.
– Странно как-то, – не переставал удивляться Голенищев, по обратной дороге в Кай.
– А ты что хотел?! – самодовольно провозглашал Хлопин, – Они же видят, что мы – власть. К тому же, их так называемые шалости – подсудное дело. Испугались.
– Чувствую подвох, Никанор Михайлович. Я это мужичье хорошо изучил. К тому же, тот самый Дудихин, одним из зачинщиков был, и больше всех разбирательства ждал. Ему бы ответ держать, а его нет…
– Брось, Николай Василич. Не выдумывай. Арендатор оброк в казну заплатил, к обидчикам претензий не имеет, – исправник потряс перед носом Голенищева бумажкой с отказом, – Ну а беглого мужика ты найдешь. Сам и накажешь, по своему усмотрению. Так и быть, даю тебе такое исключительное право.
Гурдин, несмотря на счастливый исход, сидел хмурый и подавленный. Его, кажется, еще и знобило. Кутаясь в выданный кучером подорожный тулуп, бывший голова дрожал от холода.
– Я прав? – обратился к нему Хлопин.
– Как скажете, ваше благородие, – отвечал тот.
– Ты чем-то недоволен, уважаемый?
– Нет, просто неважно себя чувству. С желудком что-то, …наверное.
Хлопин понимающе кивнул и больше не тревожил бедолагу вопросами.
– Осталось о межевании договориться, – нарушил молчание Воронцов.
– Верно, Василий Гаврилович, – спохватился исправник.
– Я, извиняюсь за самоуправство, сельский сход на завтра назначил.
– Слышишь, Голенищев! Утром обратно в деревню поедешь и закончишь начатое.
Становой приглушенно воскликнул:
– А надо ли мне? Я ж давеча от них еле вырвался!
– А кому, мне что ли ехать? – удивился Хлопин.
– Не знаю, Никанор Михалыч.
– Ну, ты и жу-у-ук! Вот как есть – жучара!
***
Но назавтра никто ни в какую деревню уехать не успел. Мужики, чуть свет, пришли сами. Возглавлял делегацию заменивший
