жить с этим. Вырвать эту правду было бы даже легче, чем любой жизненно важный орган. Мир полон людей, которые боятся поднять взгляд. Боятся себя. Боятся своих поступков и своих мыслей, боятся острых углов. И я был таким же. Но это ни для кого не новость. Для вас точно. Вы же со мной в этом мире? Я не одинок? Правда?
– Сашь, ну ты слушаешь? Мы же без тебя сделки-то не оформим, а ты где-то в облаках, – насмешливая рожа и V-образная улыбка коммерческого выводят меня сначала из забытья, а потом и из рамок самоконтроля.
– Да на хер эту сделку. И тебя, – я вскакиваю, явно ошарашив всех, кто сидит за столом в переговорной. – Я же вижу, как дружно вы хотите меня развести, как лоха, и повесить все дерьмо на меня.
Я выбегаю из офиса, старательно пряча взгляд от всех, и сбегаю вниз по лестнице.
Той зимой почти не было снега. Я не знал, что все изменится так быстро, и предпочел просто чего-то ждать. Звонил ей несколько раз, но все впустую. Как так вышло, что именно этот звонок стал результативным – даже не представляю.
Я выхожу на улицу, встаю на крыльце бизнес-центра и пытаюсь отдышаться, но воздух кажется слишком теплым, полным горячей влаги, и его хочется просушить. Поэтому я достаю пачку «парламента» и после пары крепких затяжек начинаю успокаиваться.
– Ты как?
Леха неслышно подошел сзади, и его лицо полно понимания. Возможно, он – единственный человек из тех, кто все понимает сейчас. Он – единственный, кто имеет право осуждать меня. Да он и в морду мне мог бы дать вполне справедливо. Но на похоронах мы оба не проронили ни слова, и уже потом, встретившись после очередного дня, я прямым текстом попросил у него прощения за то дерьмо, которое ему пришлось таскать в себе все это время из-за моей тупости.
– Не знаю. Что-то давит. Погода, может.
– Ну, да.
Леха затягивается, и мы оба молчим какое-то время.
– Она хотела бы видеть тебя счастливым.
– Думаешь? – мой голос вздрагивает, и я чувствую, как откуда-то из глубин души прорывается огромный поток слез и ударяет в глаза, но его блокирует то, что осталось от моей воли.
– Поверь. Она слишком много своего оставила здесь. Того, что по праву принадлежало ей. Но ей нужно было верить, что тебе лучше, чем ей.
– Она хотела, чтоб я был с ней.
– Потому что отдала конверт? – Леха горько усмехается. – Да она просто хотела, чтобы ты помнил ее. Чтобы хотя бы частичка ее осталась не в виде бывшей, которую забыли, а в виде любимого хоть кем-то человека.
– Ты любил ее?
– Да, – без колебаний отвечает Леха. – Но никогда не говорил об этом. И не сказал бы. Потому что знал, что значил для нее ты.
– Она убила меня. Унесла с собой, – я уже не могу остановить слез, и мне плевать, что об этом подумают.
– Поверь, она освободила тебя, – Леха выбрасывает сигарету, не докурив. – Освободила знанием от сомнений. Только ты это поймешь позже. Пойдем работать, начальник.
Жить
