в том, что его рассудок был до конца сформирован. Говорят, когда его забрали в солдаты, вытащив из каких-то позабытых трущоб, он не смог назвать своей фамилии, да её, наверно, и не было, и выдумал её сам, по имени матери. Своё же имя он объяснял так: с малых лет его звали Белым Китом – за цвет волос и большое туловище.
Есть среди моих подчинённых и Матей Разин – рыжий демон, громкий, но сдержанный сержант-правдоруб. Игнот, Софрон, Томаш, молодой Ивар, Гектор, Хара. Остальных я не запомнил: они из конвоя, и никаких разговоров с ними у меня не происходит. Солдаты бригады напомнили мне свору псов, принюхивающихся к новому вожаку. Прежнего забрали на линию огня – говорят, там началось какое-то движение. Итак, за мной окончательно закрепили должность палача и пригнали шакалов на подмогу. Человек привыкает ко всему, пора бы мне уже этому научиться.
Теперь мне нечасто придётся нажимать на спусковой крючок – это делают за меня другие. Расстрельная бригада приводит приговоры в исполнение, и эта процедура не входит в программу обучения рекрутов. Жертвы – осуждённые на казнь военные преступники, пленные враги, занимавшие офицерские должности, и все те, кто не может служить уроком для новобранцев. Этих держат на втором уровне заточения, в отличие от всех остальных, занимающих самый низший, третий. У каждого из таких приговорённых строгая дата расстрела, которой они сами, конечно, не знают, оттого день за днём живут в мрачном ожидании. На низшем уровне всё то же ожидание смерти витает в воздухе, но тех выбирают во многом произвольно. Софрон говорит, что все они чувствуют свою смерть. Верно, они ощущают её по шагам, по голосам охранников, по каким-то неясным вибрациям мироздания, видимым лишь им одним, и тут же меняются. Как будто заблаговременно исчезают из реальности, уходя в какой-то параллельный мир грёз, и становятся покорными, безмолвными и отрешёнными.
Моя бригада занимается пленными. Конвой, обход – мы встречаем их с дороги и провожаем в последний путь, до самого погребения. Некоторых хороним в лесу, большинство же забирает огонь. На полях за крепостью, в нелепого вида ангаре, стоит несколько печей. Это от них идёт тот самый дым, что я видел с тракта по дороге сюда. Этим занимаются Игнот и Томаш, они молчаливы, монолитны, и их психика кажется непрошибаемой. Ворчливый дед на старой телеге, который мне встречался раньше, Арон, заведует перевозкой. Я не знаю более мерзкого существа, чем он: его рот способен извергать только самые гнилостные слова, и порой мне кажется, что он давно лишился рассудка.
Есть и прочие бригады. Одни занимаются снабжением, другие подготовкой рекрутов. Офицеров на Горе Мертвецов ничтожно мало.
Внешний круг крепости, куда попадаешь сразу после ворот, состоит из приходящих гражданских. Люди из ближайших деревень и городков приторговывают тем, что способны предложить: едой, картами, выпивкой, табаком, собственным телом. Солдат пускают туда нечасто, но своё жалованье они там тратят подчистую.
Вот я и познакомился с Горой. Она живёт, и всем обеспечивает себя – без сомнений и угрызений
