или увернуться, они приладили его к моей шее и захлопнули. В результате получилось что-то вроде крышки для кувшина, в котором я стоял, и, хотя диск этот не слишком сильно давил на мою шею, но он крепился к кувшину так прочно, что я не мог его ни сдвинуть, ни поднять.
– Что это?
Я зашлепал руками внутри кувшина в тщетной попытке вытолкнуть крышку. Я мог двигать руками и выталкивать ее очень медленно, словно во сне, из-за того, что масло было теплым и вязким. Как ни был я тогда одурманен, но наконец все-таки уловил, что масло пахнет кунжутом. Совсем как те фиги, которые меня заставили съесть раньше; по-видимому, меня погрузили в кунжутное масло.
– Что это? – снова закричал я.
– Va istadan! Attendez! – объяснили мальчишки, жестами приказывая мне терпеливо стоять в кувшине и ждать.
– Ждать? – завопил я. – Ждать чего?
– Attendez le sorcier, – сказал Насыр со смешком.
Затем они с Даудом выскочили сквозь серый прямоугольный дверной проем наружу.
– Ждать колдовства? – повторил я, донельзя заинтригованный. – Сколько же мне ждать?
Ибрагим довольно долго колебался, а затем выставил пальцы, чтобы я мог сосчитать их. Я всмотрелся в сумрак и увидел, что он растопырил пальцы обеих рук.
– Десять? – спросил я. – Десять чего?
Он незаметно начал пятиться к двери, складывая пальцы и снова выставляя их – четыре раза подряд.
– Сорок? – безнадежно спросил я. – Сорок чего? Quarante à pro-pos de quoi?
– Chihil ruz, – сказал он. – Quarante jours. – И исчез за дверью.
– Ждать сорок дней? – Я издал скорбный звук, но ответа не последовало.
Мальчишки ушли все втроем, и было очевидно, совсем не для того, чтобы спрятаться от меня. Меня оставили одного, замаринованным в кувшине, в темной комнате, провонявшей кунжутным маслом, с омерзительным вкусом фиг и кунжутного масла во рту; голова у меня все еще кружилась. Я с трудом пытался разобраться: что все это значило? Ждать чуда? Колдовства? Без сомнения, эта мальчишеская проказа была как-то связана с арабскими традициями. Наш хозяин Исхак, вероятно, объяснит мне все и вволю посмеется над моим легковерием. Однако хорошенькая проказа, из-за которой я оказался замурованным в кувшине на сорок дней! Я же пропущу завтрашний корабль и останусь в Акре совсем один, у Исхака будет в изобилии времени, чтобы объяснить мне на досуге арабские обычаи. А может, я тут и погибну? Не разрешает ли, случаем, языческая мусульманская религия, в отличие от добродетельной христианской, практиковать черную магию? Я попытался представить себе, чего мусульманский колдун может хотеть от сидящего в кувшине христианина. Я надеялся, что никогда этого не узнаю. Отправятся ли отец с дядюшкой на мои поиски перед тем, как отплыть? Найдут ли они меня прежде, чем появится колдун? Найдет ли меня вообще хоть кто-то?
И стоило мне задать себе последний вопрос, как этот кто-то сразу же появился.
