потомков. Иногда Бориса посещала смущающая мысль о странном пристрастии компартий к бальзамированию своих генсеков (Ленин, Г. Димитров, Хо Ши Мин, Сухэ-Батор). Что-то в этом было сродни древним религиозным ритуалам, а не диамату и истмату12.
Осторожные намеки знакомых на теневые стороны советской истории Борис поначалу с возмущением отвергал как клевету «вражьих голосов». Он с горячностью юного всезнайки спорил с собственной матерью, рассказывавшей ему, как в ее родной деревне проходило раскулачивание и коллективизация и какие пьяницы, и лодыри на самом деле входили в сельские комбеды13, романтизированные советской историографией. Но, в конце концов, кризис все же настиг его. Копившиеся годами факты фальши официальной пропаганды и лжи официальной истории сделали свое дело. Жизнь его надломилась, когда он стал узнавать правду обо всем ужасе революционного лихолетья и сталинских репрессий. Это была полная духовная катастрофа. Мир для него перевернулся… По вечерам, поначалу таясь даже от Светланы, он читал книги, привезенные из-за границы или вышедшие в самиздате, за распространение которых тогда еще лишали «осознанной необходимости» и отправляли по этапу в отдаленные места Советского Союза. По ночам ему снились мучительные кошмары о тысячах невинно убиенных жертв революции, Гражданской войны, коллективизации, массовых репрессий, ему виделись списки на ликвидацию, подписанные партийными вождями…
На какое-то время Борис стал, как он сам себя называл, «благочестивым безбожником». В то время он любил парадоксы. Он рассуждал о вере и боге. Своей вере и своем боге. День ото дня он делал записи в своей тетрадке:
«29 мая. Истинная вера критики не боится. Она всегда выше ее.
22 июня. Верить нельзя. Никому нельзя. Своим родным, себе самому нельзя. Вера дарит надежду. Но вера обманывается, ошибается. Ошибается люто. Смертельно, болезненно до безумия, до нежелания жить. Нельзя верить. Нет, нельзя. И не верить невозможно. Никаких сил человеческих не хватит, чтобы не верить. Нет таких людей, быть не может. Безверие изматывает, ожесточает, иссушает душу до бесчувственности…
24 июня. Не только надежда придает силу. Когда ее отнимают у человека, он, вдруг лишившись опоры, поддержки, уже отчаявшись, пережив горе утраты, перестрадав, неожиданно для самого себя чувствует в себе особенную силу. Не ту легковесную, дареную и поверхностную, которую мы не ценим, ибо она слишком просто нам достается, а глубинную, выстраданную, о мощи которой человек лишь догадывается по глухой тяжести внутри себя. Она придает ему твердость, цельность, уверенность, стойкость. Она, словно второе дыхание, пришедшее изможденному, измотавшемуся, обессилевшему, но не сошедшему с дистанции. Главное не сойти, не сдаться. И оно придет, это второе дыхание… Если придет…
13 сентября. Из живого человека бога делать нельзя. У него всегда есть слабости. И когда обстоятельства сложатся так, что он в силу какой-то из них отступится,
