предыдущего автора.
Да и возымей лукавый Никита желание прочесть стишок-другой, вряд ли ему или кому-нибудь еще теперь удалось бы произнести хоть одну-единственную строфу, потому что, бабахнув дверью, на пороге студии стоял и грозно раскачивался Вадим Ясень.
– Требую немедленно перейти к водным процедурам! – возопил он.
Вадим, верно, еще в начале вечера изрядно и на старые дрожжи приложился к дармовому виски и, окрыленный случившимся, насшибал денег у школьников и приезжих пиитов – и вот вам результат: нетверд на ногах, зато полна авоська портвейна.
– Все чествуем Никиту, сволочи! – не унимался Вадим Ясень. – Неукоснительно, без различия возраста и пола!
Аня прыснула, Никита подставил местный видавший виды стакан под накрененную бузотером бутылку.
– Дело! – сказал ленинградский эмиссар слева от Криворотова.
– Ну что ж, – вздохнул милейший Отто Оттович, – “так жили поэты”.
И пошло-поехало. Додик пил в углу обратно на “вы”, а потом снова на “ты” с похохатывавшей Ариной. Осмелевший после двухсот грамм “бормотухи” представитель рабочего класса читал-таки свободолюбивым горожанам Северной Пальмиры поэму “Чарка”, в то время как трезвенник учитель из Электроуглей без выражения скандировал заинтригованным школьницам свои тантрические октавы. А зачинщик попойки, мятежный Вадим Ясень, на заплетающихся ногах добрел до ближайшего стула и, слегка поддерживаемый за талию каким-то доброхотом, рухнул на обитое дерматином сиденье и тотчас лишился чувств. Печальный Криворотов чокнулся с Никитой крепленым зельем и вышел покурить на улицу.
Совсем смерклось. И можно было, если отучить глаз от грубого фонарного света, углядеть, подняв лицо, некрупную и бледную городскую звезду в мартовском небе с зеленцой. Что Криворотов и сделал, потому что любил все это. А потом еще помедлил малость, собираясь с духом, прежде чем вновь спуститься в подвал для участия в немилом что-то по сегодняшнему Левиному настроению шумном сборище.
Но за короткое время, пока Криворотов курил, кое-что в помещении Красного уголка изменилось к лучшему: Никита и Анна уже не болтали душа в душу, словно они одни на целом свете, а препирались. Криворотов, боясь сглазить проблеск везения, опасливо приободрился. Никита обескураженно просил о чем-то свою собеседницу – та отвечала ему отрицательным покачиванием головы. Широкими, но сужающимися кругами Лев стал подкрадываться к этой паре. Хитрость заключалась в том, чтобы маскировать цель своего кружения от Арины и, не выпуская из виду Аню с Никитой, одновременно держать в поле зрения и бдительную любовницу, которая “вела” Криворотова от входной двери (его недолгое отсутствие, знамо дело, не осталось незамеченным). Попутно Арина не прекращала мнимо заинтересованного разговора с карликом. Для отвода глаз Лева присоединился к пустившим бутылку по кругу ленинградцам вперемежку со школьниками. Эмиссар заливал
