в угол, образованный перегородкой, взял стоявшее там большое зеркало псише[4]. Он осторожно поднял его, пока брат стоял к нему спиной, перенес и поставил у своего рабочего стола, а затем снова занялся гипсом. Приготовив наконец необходимое ему тесто, он наложил его на обращенную кверху половину статуэтки с ловкостью и аккуратностью, показывающими в нем опытного мастера. В ту минуту, когда он успел покрыть нужную часть поверхности, Лука повернулся к нему.
– Ну, как у тебя дела со слепком? – спросил он. – Не надо ли помочь?
– Нет, брат, благодарю, – ответил патер. – Пожалуйста, не тревожь из-за меня ни себя, ни рабочих.
Лука снова повернулся к статуе. И в тот же миг отец Рокко тихо передвинул зеркало к проходу между комнатами, поставив его под таким углом, чтобы оно отражало фигуры находившихся в меньшей студии. Он проделал это с большой быстротой и точностью. Очевидно, не в первый раз пользовался он зеркалом в целях тайного наблюдения.
Равномерными кругообразными движениями замешивая мокрый гипс для второго слепка, священник поглядывал в зеркало и видел, как на картине, все, происходившее во второй комнате.
Маддалена Ломи стояла позади молодого дворянина и следила за тем, как продвигалась его работа над бюстом. Время от времени она брала шпатель из его рук и показывала ему с очаровательной улыбкой, что и она, дочь скульптора, понимает кое-что в этом искусстве; нередко, в промежутках разговора, когда ее интерес был особенно поглощен работой Фабио, она рассеянно роняла руку ему на плечо или склонялась к нему так близко, что ее волосы на миг смешивались с его.
Слегка передвинув зеркало, чтобы ввести в поле зрения Нанину, отец Рокко увидел, как каждое повторение этих маленьких жестов фамильярности тотчас сказывалось на лице и манерах девушки. Стоило только Маддалене прикоснуться к молодому дворянину – все равно, делалось ли это намеренно или случайно, – по чертам Нанины пробегала судорога, ее бледные щеки бледнели еще больше, она ерзала на стуле, а ее пальцы нервно скатывали и расправляли свободные концы ленты, охватывавшей ее стан.
«Ревнует! – подумал отец Рокко. – Я подозревал это уже несколько недель».
Он отвернулся и на несколько минут сосредоточил свое внимание на гипсе. Когда он опять посмотрел в зеркало, то успел стать свидетелем маленького инцидента, внезапно изменившего взаимное положение троих людей в смежной комнате.
Он увидел, как Маддалена взяла шпатель, лежавший на столике возле нее, и начала помогать Фабио, желавшему изменить расположение волос на головке, которую он лепил. Молодой человек сначала достаточно серьезно следил за тем, что она делала; но затем его внимание отвлеклось к Нанине. Она взглянула на него с укором, и он ответил ей знаком, тотчас вызвавшим улыбку на ее лице. Маддалена захватила Нанину врасплох и, проследив за направлением ее взгляда, легко обнаружила, кому предназначалась улыбка. Метнув презрительный взор Нанине, она отшвырнула шпатель и
