не видеться с синьором Фабио!
Нанина вдруг повернулась и остановила глаза на священнике с выражением ужаса и недоумения:
– Никогда?
– Ты очень молода и очень несведуща, – сказал отец Рокко. – Но, наверное, тебе уже случалось задумываться над разницей между синьором Фабио и тобой. Наверное, ты часто вспоминала, что твое место всегда было глубоко внизу, в рядах бедняков, а его – высоко, среди богатых и знатных?
Руки Нанины упали на колени патера. Она склонила на них голову и принялась горько плакать.
– Наверное, тебе случалось думать об этом? – повторил отец Рокко.
– О, я часто, часто об этом думала! – пролепетала девушка. – Я горевала об этом и проплакала тайком много ночей. Он сказал, что я сегодня бледна и что у меня больной и расстроенный вид. А я сказала ему, что это от таких мыслей!
– Что же он сказал на это?
Ответа не было. Отец Рокко поглядел вниз. Нанина вдруг подняла голову с его колен и хотела опять отвернуться. Взяв ее за руку, он остановил ее.
– Послушай! – сказал он. – Говори со мной откровенно. Скажи то, что ты должна сказать своему отцу и другу. Что он ответил, дитя мое, когда ты напомнила ему о различии между вами?
– Он сказал, что я рождена быть дамой, – пробормотала девушка, все еще стараясь отвести лицо, – и что я могу стать настоящей дамой, если буду учиться и буду прилежна. Он сказал, что, если бы ему надо было сделать выбор и все благородные дамы Пизы стояли с одной стороны и только маленькая Нанина с другой, он протянул бы руку ко мне и объявил им: «Эта станет моей женой!» Он сказал, что любовь не знает разницы в положениях и что если он знатен и богат, тем больше у него оснований поступать, как ему угодно. Он был так добр, что мне казалось – сердце мое разорвется от его слов. А моя сестренка так была ему рада, что взобралась к нему на колени и поцеловала его. Даже наш пес, который рычит на всех чужих, подкрался и лизнул ему руку. Ах, отец Рокко, отец Рокко!
Слезы брызнули сызнова, и прелестная головка опять упала, измученная, патеру на колени.
Отец Рокко тихонько улыбнулся и ждал, чтобы она успокоилась.
– Допустим, – заговорил он после нескольких минут молчания, – допустим, что синьор Фабио в самом деле думал все то, что сказал тебе…
Нанина встрепенулась и, вскочив, смело взглянула в упор на патера в первый раз с того мгновения, как он вошел в комнату.
– «Допустим»?! – воскликнула она, и к щекам ее начала приливать краска, а синие глаза вдруг засверкали сквозь слезы. – «Допустим»! Отец Рокко, Фабио никогда не обманул бы меня. Я лучше умру здесь, у ваших ног, чем усомнюсь в едином его слове!
Священник спокойно сделал ей знак, чтобы она снова села на табурет. «Никогда бы не поверил, что у девочки столько характера!» – подумал он.
– Я умру, – срывающимся голосом повторила Нанина. – Я лучше умру, чем усомнюсь в нем!
– Я не требую, чтобы ты сомневалась
