увидел, как впервые за вечер лицо Бурцева посерьезнело. Он посмотрел на Введенского, затем вылил в свой стакан остатки виски и выпил.
– Ты думаешь, в таком деле мы обойдемся без крови. Когда по нам станут лупить из автоматов, я не считаю нужным погибать, словно кролик. Я намерен отстреливаться. И не только отстреливаться, а и переходить в атаку. И без Галаева и его ребят, это сделать не удастся. На это способны совсем немногие – идти вперед под автоматным огнем и видеть, как рядом погибают твои товарищи. – Бурцев вдруг наклонился к Введенскому и взял его за отворот пиджака. – Вот увидишь, то, что я тебе сейчас рассказывал, произойдет совсем скоро. И боюсь, даже раньше, чем ты думаешь. Ты понял меня?
Слова Бурцева испугали Введенского, он вдруг ясно представил себе эту картину: идут в атаку люди, и каждый их шаг вырывает из их рядов то одного, то несколько человек. Так все и будет, это похоже на пророчество. Бурцев никогда не выступал в роли пророка, но на этот раз она кажется ему удалась. Но что он, Введенский, может сделать в этих обстоятельствах? Он должен себя как-то защитить, уберечь от всеобщего кровавого безумия, о котором так настойчиво мечтают эти люди.
– Я не знаю, Дима, прав ты или нет, но я настоятельно тебя прошу: не используй в своих пропагандистских материалах мое имя. Я тебе такое право не давал. И вообще я не желаю участвовать во всем этом безумии. Я ученый, а не революционер.
– Ты можешь быть кем хочешь, хоть поваром, но ты уже завяз в этом деле по макушку, – пожал плечами Бурцев. – Неужели ты этого не понимаешь?
– Не понимаю, – пробурчал Введенский. – И не желаю понимать. Зато я вижу, ты зачем-то упрямо хочешь втянуть меня в свои игры.
– Хочу, чтобы ты не только писал об истории, а делал бы ее своими руками. Разве это не благородная цель.
Введенский понял, что спорить на эту тему дальше бесполезно. Бурцев всегда отличался упрямством, а в последнее время это качество в нем многократно усилилось. Лучше просто по-возможности держаться от него подальше. Это самое благоразумное, что он может сделать при нынешних обстоятельствах.
К нему вдруг пришла одна странная мысль: а если познакомить Дмитрия с Иисусом? Сможет ли Он оказать на него влияние?
– Скажи, Дима, а как ты относишься к Иисусу Христу? Он же тоже боролся с тогдашним режимом.
Бурцев бросил на Введенского насмешливый взгляд.
– Я бы его к себе не взял, он бы своим пацифизмом разложил бы всех моих ребят. Как ты считаешь, Сережа?
– Согласен, – ответил Галаев. – Зачем он нам нужен. Свою партию он бездарно проиграл. Если бы я его встретил, так бы ему прямо и сказал. Обойдемся без Него.
– Встретишь Его, так ему и передай наше мнение, – засмеялся Бурцев.
– Непременно. – Введенский встал. Говорить о чем-то еще было бесполезно.
15.
Введенский два дня не мог дозвониться до Веры, хотя звонил едва ли не через каждый час. Но бесстрастный голос в телефоне все время отвечал одинаково: «Абонент не доступен. Позвоните позже». Он не знал, что и думать, раньше такого не случалось. Даже
