Один раз на них даже напали хулиганы, хотели обчистить. Но этим бравым ребятам тогда жутко не повезло, ни у Введенского, ни у Варфоломеева денег почти не оказалось. Пришлось довольствоваться крайне слабой добычей, и разочарованными отправиться дальше на поиске новых жертв.
Но что-то теперь будет? Конечно, Бурцев по своему прав, ситуация в стране хуже некуда. Власть совсем оборзела, давит со всех сторон и при этом ворует безбожно. Почти настоящая диктатура. И церковь ведет себя не лучшим образом, тесно сотрудничает с режимом, который прикармливает ее с руки. Это и мерзко, и противно. Но такое в России происходит далеко не впервые, здесь почти никогда не существовало независимого гражданского общества. Склонность к подчинению, рабству просто фатальная. Почти никто не желает быть свободным. Вернее, желают, но таких ничтожное меньшинство, которое никак не влияет на общее положение. И как бы Дмитрий не пыжился, сдвинуть с места этот камень у него не получится. Уж больно он тяжел. И уж подобными выступлениями его не уничтожить.
Секретарша пригласила Введенского в кабинет директора, едва он появился в приемной. Но при этом успела испуганно взглянуть на него, словно это был не сотрудник, а ворвавшийся сюда с большой дороги бандит.
Варфоломеев сидел за столом. Обычно, когда Введенский входил, он тут же поднимался со своего места и шел навстречу ему. На этот раз все было немного по-другому; директор института некоторое время сидел неподвижно и лишь затем, когда Введенский к нему приблизился, встал, чтобы пожать руку. Но рукопожатие было вялым и неуверенным. Раньше он сжимал его ладонь гораздо крепче.
По лицу Варфоломеева Введенский видел, что тот был либо смущен, либо озабочен.
– Садись, Марк – глухим, не привычным голосом проговорил Варфоломеев. – Знаешь, зачем я попросил тебя приехать?
– Не знаю, – не совсем искренне ответил Введенский.
– Такого у нас еще не было, звонили из администрации президента.
– Надо же, растем, – усмехнулся Введенский.
Варфоломеев с откровенным раздражением посмотрел на него. Ничего подобного за все годы их знакомства не было. И Введенский окончательно понял, что дело плохо, его учитель то ли напуган, то ли очень растерян. А ведь он уже далеко не молодой человек, в его возрасте подобные стрессы опасны. У него и без того с сердцем далеко не все ладно.
– Я бы с превеликим удовольствием отказался бы и от такого роста и от такого внимания.
– Александр Георгиевич, лучше объясните, что все-таки произошло?
– А ты не догадываешься, – бросил Варфоломеев на него острый, как шпага, взгляд.
– Будет лучше, если вы объясните.
– Звонили из администрации президента.
– Это я уже слышал.
– Они возмущены письмом этого, как его Бурцева. Кажется, он твой приятель.
– Да.
– После
