ему ничего не будет, а с тебя взыщут!
Тихий поднимает вверх свой длинный грязный палец, а ладонь с монетами опускает в карман.
– Консультация платная! – говорит он резко отступая назад и его вытянутый указательный палец из назидающего превращается в предостерегающий.
Я даже и не пытаюсь дёрнуться, хотя это мои деньги, а консультации я не просил.
Я больше никогда не увижу Тихого.
Просто смотрю на его грязный палец и бегающие глаза и знаю это. Он так и уйдёт из моей жизни, пятясь назад. Я запомню его таким, затравленно озирающимся на меня до конца смены. Остальные запомнят его ушедшим в запой и так там и оставшимся. Они ещё некоторое время будут вздрагивать в тишине, как будто чуя за плечом чьё-то присутствие. Тихий любит это, неслышно подойти сзади и молча стоять там совершенно не дыша. Наблюдая за тем, как другие делают своё дело. За это его никто не любит. Хотя он и не сделал никому ничего плохого.
Но мне всё равно. Я никак к нему не относился и не отношусь. И уж тем более я не стал бы ему мстить ни в той далёкой жизни, ни в той которая была до неё. Ни в какой. Никогда. Из-за мелочи. Хамства. Наглости. Подлости. Предательства.
Несмотря на свой скверный характер, работу Тихий делает на совесть. Никогда ни с кем не ругается, почти никогда никому не возражает и тоже с удовольствием меняется с другими сменами.
– Гриииибыыыы! ГриииибыыыыЫЫЫ! – истошно орёт среди ночи тётка в палате в другом конце коридора. От этого адского крика даже у меня кровь стынет в жилах. Я прислушиваюсь своим единственным слышащим ухом, но отчетливо слышу, только редкое и тихое дыхание Юры и то как работают приборы, поддерживающие его жизнь.
Больше не слышно ничего, потому что хоть как-то слышащим ухом я лежу в палату. А тем ухом, которое не слышит совсем, я лежу к двери. Но зато с той стороны где не слышит ухо – хорошо видит глаз. Сейчас он видит, что в крохотной щелочке под дверью появляется тусклый свет. Это включили дежурное освещение. Наконец я слышу торопливые мужские и семенящие женские шаги, проносящиеся мимо палаты. Это санитарки и дежурный врач спешат на помощь.
Хотя чего торопиться? Наверное проснулась уже вся больница. Все проснулись уже, кроме Юры, конечно же.
– Гриииибыыыэээаау! – разносится по больнице.
Я каждый раз вздрагиваю, потому, что кажется, что вопль раздаётся прямо рядом со мной.
Очевидно, дежурный врач и успокоительное достигают своей цели, потому, что всё смолкает.
Но это ненадолго, всего лишь на некоторое время. Вместо криков больницу начинает сотрясать смех. Такой смех, который слушаешь и думаешь, что уж лучше, наверное, пусть бы она продолжала вопить.
Страшный смех у этой женщины. Страшный.
Но для меня страшнее всего, что я помню его. Слышал его после контузии. В больнице. Уже в гражданской. Там, где мы первый раз встретились
