войн, невзгод и лишений, он видел пылающие города и полчища бедуинских стрел, смердящий чад трупов налетевшей оспы и разящие мечи пришлых армий.
Он был старше правителя Египта и его память хранила то, что разделило привычный мир на «до» и «после». И потому единственным воспоминанием, леденившим сердце Хануфы, был ужас Большой Ночи, мрачной Великой Тьмы, случившейся тридцать три года назад, когда фараону довелось появиться на свет.
В кошмарных снах ему вновь грезилась Тьма – вязкая, пепельная, тошнотворная. Тьма, смешавшая мир в единое чернильное месиво.
Жуткий вой шакалов, набившихся к городским чертогам. Раздирающий душу визг собак. Бессмысленный трепет птичьих крыльев. Неистовое ржание сорвавшихся лошадей.
И крики. Леденящие женские. Безумные мужские. И обрывающиеся крики предсмертного ужаса.
Сколько времени это длилось, точно не знал никто: неделю, две, или, как позднее доказывал косоглазый всклокоченный горбун – сорок ночей?
Хануфа не помнил ухода Тьмы. Его спасло беспамятство. Болезненное беспамятство на глинобитном полу крохотного дворика.
Годы спустя, он не раз слышал в сбивчивом шёпоте озирающихся странников, что Тьму рассеял один египетский бог, ранее забытый людьми. И бог этот, вознёсшийся к солнцу, единственный и настоящий, скоро свергнет всех надуманных богов и воссядет на небесном троне.
Во времена солнцеликого Эхнатона, он узнал имя этого бога.
И только теперь, на рассвете десятого дня третьего месяца сезона Ахет, Хануфа исполнил наказ жреца из Гелиополя: он прижал левую ладонь к шершавой стене главного храма Атона, а правую раскрыл и подставил живительным его лучам.
И чудо свершилось – страх исчез, канув в черноту великого Нила.
13. Биофактории.
Счастье упало с неба и изменило уклад. Теперь, когда стрелки часов вытягивались в линию, Ерохин выжидал ещё томительных пять минут, и вылетал вслед за лидерами вечернего спринта Мурцевой, Тюриной и Варёным.
Хоть семейная жизнь уже входила в обыденное русло, он не мог насытится вечерами и разговорами за кухонным столиком.
Этот вечер пошёл не так. В Эльке улавливалась скрытая суетливость с налётом угодливости. Да и стол не назовёшь обыденным. Бутылка вина, оливки, греческий салат, маринованная фасоль и полная сковорода жаренного мяса с луком. Как и любил Сергей – только мясо и лук.
А повод? – думал он, орудуя штопором, – Может я что забыл? … День рождения не скоро. … Дата с нашей встречи не круглая.
– Ну, Серёженька, за нас с тобой. – Элька заискивающе улыбнулась, протягивая бокал.
Сергей отхлебнул и зажмурился, раскусывая румяный прожаренный кусок. Откусив, открыл глаза. Мясо было необычно мягким. Задумчиво дожёвывая, он пытался понять странноватый вкус. Изрядно сдобренное специями и луком, оно отдавало незнакомым слащавым привкусом.
– Вкусно, – соврал
