Андреева, в нее вошли Дождев и три старших научных сотрудника, в прошлом – студенты Зябликова. Но как только началась работа, сотрудники обосновались и привыкли к неприветливым серым стенам, как Дождеву поступило распоряжение о переезде. Лабораторию отдали физикам для разработки оружия массового поражения. Экспериментальной группе Зябликова, которую он назвал «Третий глаз», полагалось помещение попроще. Им выделили здание старой больницы на окраине Москвы. Больница была в запустении не один год. Осыпалась почти вся штукатурка. Ни дверей, ни мебели, плитка на полу вся в сколах. Снова предстоял ремонт. И научная работа была приостановлена на несколько месяцев. За это время удалось привести в божеский вид лишь одно крыло.
− Я рад приветствовать всех участников нашего глобального и интересного эксперимента. На протяжении месяца мы отбирали самых лучших. Посмотрите друг на друга внимательно. Теперь вы будете жить бок о бок в этих стенах. Выходить и контактировать с внешним миром категорически запрещается. Вы же придумали для родственников легенду о вашей работе? Так вот, раз в неделю вам разрешается связываться с ними по телефону и сообщать, что у вас все хорошо, чувствуете вы себя прекрасно и так далее. Вы помните, что благодаря вашему участию, ваши близкие не будут ни в чем нуждаться? Вы постоянно будете находиться под нашим пристальным вниманием. Мы сделаем все, чтобы ваши способности усилились в десятки раз, и вы по максимуму смогли применить их на благо Советского Союза, − прочитал с листа Дождев. Раздались жидкие аплодисменты, энергичней всех хлопал в ладоши Зябликов. Это было очередное собрание рабочей группы.
Теперь в группе было семеро мужчин и три женщины. Самый молодой ‒ паренек из детдома Валентин Мясов. Шестнадцатилетний мальчишка был очень высоким, без малого два метра ростом. Выглядел он гораздо старше своих лет и запомнился Андрееву своим кротким нравом, молчаливостью. Маленькие серые глаза, длинный нос, постоянно скучающий вид.
На вопросы он отвечал не с первого раза. Чтобы втянуть его в диалог, требовались усилия. Единственным, с кем он охотно беседовал, был другой участник группы − Родион Просов. Он сразу взял над парнем братскую опеку и играл роль посредника в общении с учеными. Это был скромный юноша. Его глаза, спрятанные за толстыми линзами очков, избегали взгляда собеседника. Когда он нервничал, то теребил волосы на висках, отчего у него был взъерошенный, неряшливый вид. Растянутый свитер из грубой шерсти висел на нем мешком. Просов постоянно одергивал длинные рукава, закрывавшие ладони. Эта привычка настолько в нем укоренилась, что какая бы одежда на нем ни была ‒ он все время повторял это движение.
Из женщин Андрееву особенно запомнилась и полюбилась Лидия Ивановна. Она была самой старшей в группе. Потеряв единственного сына в пятьдесят лет, она неожиданно обрела дар ясновидения. Лидия Ивановна уверяла, что это покойный ее направляет и подсказывает ей. Так во время отборочных испытаний она и отвечала на вопросы: «Как говорит мой горячо любимый сын…».
