смену других, совершенно не изменив старый порядок.
Назаров презирал собеседника, по-прежнему видя в нем бывшего репетитора, только обнаглевшего. Ему были неприятны его сентенции, но выставить Маркова за дверь он уже не мог.
– Не будем спорить! – раздраженно поморщился Николай Николаевич. – Пусть все так, как вы говорите. Но вы, вероятно, помните, что в свое время я помогал революционерам. Кто спас жизнь Поповой, когда ни один адвокат не желал выступить в ее защиту?
– Вы проявили гражданское мужество, – согласился Марков, – это большой плюс для вас. Попова занимает большой пост в ЧК. Она покинула эсеров и вступила в партию большевиков. Ей доверяет Дзержинский.
– Вот как! Может, она окажет мне протекцию и устроит в ЧК на должность швейцара? Или замолвит за меня словечко, когда большевики решат меня расстрелять?
– Мы зря не расстреливаем, Николай Николаич. И зачем вам становиться жертвой революции, когда есть возможность занять достойное место в рядах передовой интеллигенции. Вы – юрист, известный адвокат. Раньше вы защищали интересы капитала, теперь сможете защищать интересы трудящихся.
– Каким же образом?
– Для юристов у нас широкое поле деятельности. Прежде всего надо восстановить законность. Теперь не обязателен адвокатский фрак, можете выступать в пиджаке. Могу вас устроить в Наркомат юстиции.
– Благодарю вас, Иван Егорыч, но я не готов к такому шагу.
– Что, чуждая вам идеология? Правильно, придется ее изучить.
– Еще раз благодарю, и позвольте мне удалиться.
Не допив свой чай, он вышел из комнаты.
– А я согласна работать, Иван Егорыч, – сказала Ольга Александровна, – но на что мне можно рассчитывать? У меня ведь никакой специальности, кроме сестры милосердия.
– Могу устроить вас в глазную клинику. Это как раз по моему ведомству, я ведь работаю в Наркомздраве, а клиникой заведует мой друг.
– Но кроме перевязок я мало что умею.
– Вас всему научат – соглашайтесь.
– Что ж, пожалуй.
– Итак, с вами вопрос решен. Теперь дети. Что скажете, Юрий? Хотите учиться дальше?
– Я намерен возвратиться в часть. Солдаты избрали меня командиром.
– Вот если бы все так поступали!
– Позвольте спросить, Иван Егорыч, – подперев щеку рукой, Юрий саркастически смотрел на Маркова, – откуда столько внимания к нашей классово чуждой семье? Не испортит ли это вашу незапятнанную анкету?
– Мое внимание к вам зиждется на простом чувстве благодарности, – ответил Марков, слегка смутившись.
– За то, что в Благодатном не сдали вас жандармам?
– Не только за это.
– А ведь нам, как и прочим растяпам, это благодушие дорого обошлось.
– Молодец, Юрь Николаич! – Марков впервые назвал его по отчеству. – Спасибо за откровенность. Вы меня не выдали полиции, позвольте
