давай тоже из пулемёта поливать. Сколько зевак вышло из кукурузы, оврага… Лупил он с такой высоты, что хорошо были видны кресты, номера на физюляже, оскаленные лица в кабинах. Валерка почему-то подумал, что это морды тех политруков и жидов, которые нарисованы на листовках. Самолёт кружил, пикировал, на бреющем полёте скользил над головами метавшихся людей и строчил, бухал из пушки. Бомбы он не бросал. Братья объяснили, что это был фашист-разведчик.
На прощание он сыпанул ещё листовки, на которые никто не обратил внимания, и улетел в сторону солнца.
Дядька, прикрывший голову жёлтым портфелем, продолжал лежать. Валерка не видел, когда он вернулся в овраг.
– Товарищ, – окликнул его отец, – отбой. Но товарищ не шелохнулся, отец пробрался к нему по краю оврага, приподнял портфель и увидел вместо лица кровавое месиво. Отец опустил портфель на голову дядьке:
– Всё… давай прощаться. Веди домой детей…
Он перецеловал детей по очереди, как делали многие призывники.
– Уводи, уводи их скорей отсюда. Могут налететь бомбардировщики, – приказывал он матери.
Малыш диву давался, с какими подробностями возвращаются картины проводов:
– Уходи… – поглядывал отец в небо.
Мать держала на руках Нинку, словно окаменевшая. Отец вскинул вещмешок и, не оглядываясь, стал уходить. Все смотрели вслед, старались не упустить его из вида, пока он не затерялся среди призывников.
Откуда-то появились военные с носилками и сумками, на сумках красные кресты. Только после этого и обращения к гражданским, чтоб они возвращались, мать повела ребят мимо кукурузного поля.
Призывники вытянулись цепочкой, посматривая в небо, торопились к вагонам-телятникам.
Все оглядывались, даже Нинка, которую мать посадила себе на плечи. Но отец, пока видели его, ни разу не оглянулся.
Взяв бы я бандуру,
Та заграв що знав,
Через ту бандуру
Бандуристом став…
Это было так неожиданно, что многие граждане остановились. В поле и патефон. Знакомая мелодия, голос артиста. Валерка во все глаза смотрел, смотрел, смотрел, – ничего не поняв. Вовка смеялся:
– Не туда смотришь. Вон Ванёк с Колькой. Они тоже своего отца проводили. Впереди Ванёк с детской коляской, следом тётя Настя с Колькой. Она заметила соседей, остановилась и позвала мать:
– А ну, закрывай свою музыку, – сказала тётя Настя сыну, – в коляску посади девочку, – распорядилась она.
Ванёк закрыл патефон крышкой, защёлкнул замок:
– Я понесу его, пусть Нинке удобнее будет в коляске, – заявил он.
– Неси, – разрешила тётя Настя.
Ванёк вытащил из коляски в тёмно-голубом футляре патефон, и мать опустила в коляску дремавшую сестру:
– Руки отмотала. Как уснёт, вдвое тяжелее становится, – пожаловалась она.
Рядом
