замедлили шаг у стены одного из домов-развалин и ради любопытства заглянули в окна: за ними начинались руины, оплетённые кружевом травы. От постройки остался один фасад и тёмно-зелёные гаражные ворота.
– Может, монеты часто попадаются на Бочарке, а раз девушка там живёт, то, естественно, у неё их много.
– Может. Но я почти уверен, монета – та самая.
Лиза пожала плечами. Какое это имеет значение? Она не сомневалась, что по крайней мере до конца этого лета не вернётся в слободку, и в библиотеку она шла не играть в Нэнси Дрю, а исключительно чтобы побыть в обществе Лёши.
По левую руку показался железный забор, ограждавший пустырь, на котором кто-то написал «Путь не обессудь», бордовой краской. Что это, просьба к судьбе быть помягче? Или извинения за какой-то проступок? Лизу нервировало всё, что она не могла до конца понять, и не пойми откуда взявшаяся монета в том числе.
– Ты правда нашёл её в море?
– Монету принесла волна. Бросила прямо мне в руки.
– И как та девушка могла её подкинуть?
– А как она исчезла у нас на глазах? Думаешь, люди так могут?
– Ты серьёзно?
Когда они гуляли по Москве, Лиза не раз обходила стороной чёрных котов и стучала по деревянным лавочкам, чтобы не спугнуть удачу. Зная о её суеверности, Лёша мог задумать розыгрыш, хотя такие шутки были не в его вкусе.
– Ещё как серьёзно. Когда я вышел из воды, кажется, я видел что-то белое на холме.
Лиза попыталась усмехнуться, но смех встал ей поперёк горла.
– Я тебе вот что скажу, – продолжил Лёша. – Сама ситуация меня подбешивает. Кто так делает? То «давайте помогу», то исчезла. Я хочу разобраться, понять, в чём здесь логика.
Лизе ничего не оставалось, кроме как согласиться, а в душе надеяться, что поиски зайдут в тупик. Интуитивно она понимала: друг ищет правду, потому что вчера по-настоящему испугался. А Лёша не из тех, кто позволит себя запугивать.
Солнце высоко поднялось над Митридатской лестницей, ведущей на гору, и на центральной площади начал скапливаться народ. Лет десять назад, когда улицу Ленина вырубили наголо, никто и представить не мог, что высаженные на месте старых деревьев платаны так быстро поглотят сердце города. Высокие, буйные, как сорняки, они растянули свои кроны от дома к дому.
На солнцепёке остались стоять только белый, массивный театр имени Пушкина и гимназия имени Короленко – здание из бурого в разводах камня с угловой башней. Если зимой, в дурную погоду, присесть на его припорошённое снегом крыльцо с двумя стражами-львами по бокам и забыться на несколько минут, нос защекочет от аромата горького миндаля. Если прошлое ещё не выветрилось.
В годы войны, когда Керчь оказалась в оккупации, гимназию закрыли. Вскоре комендант города, немец, издал приказ о том, что занятия возобновятся, и потому всем ученикам надлежит явиться наутро. Многие родители, предчувствуя неладное, не пустили детей на уроки, но двести сорок пять школьников всё-таки пришли.
