болеешь классической болезнью большинства населения планеты, – ядовито бросил Эдди. – Плоским зрением. Видишь одну грань и упускаешь всю суть. – Тон его становился резче, голос злее, взгляд стал обжигающе-тяжелым.
– Да, я груб с ней. Еще грубее с отцом. Но, черт тебя возьми, разве ты не задался вопросом, отчего так вышло?
– Знаю отчего, – осторожно сказал Макс. – От различия ваших убеждений.
– Нет, мать твою, из-за права моих убеждений на жизнь!
– Хорошо, не горячись. Я только хотел сказать, что мать по-прежнему любит тебя.
– Любить означает доверять и позволять двигаться своим путем, а не тем, который избрали за тебя, – напирал Эдди, ускоряя шаг и едва сдерживая непримиримый нрав. – Увидим через годы, кто куда придет. Пока же я в начале пути, я могу лишь рассчитывать на вашу веру в мои слова. А говорю я предельно ясно: я никогда не совершу деяния, способного убить или каким-то образом нанести вред здоровью человека. Ты не веришь? Значит, я буду груб с тобой так же, как с родителями. Вы не верите мне – значит, не врите, прикрываясь любовью.
– Ты сумасшедший, – не сдержался Макс. – Откуда такая уверенность? Тем более в таком деле, как твое?
Назарян издал гневный возглас, означающий, что чаша терпения полна и при малейшем дрожании гнев выплеснется наружу. Макс не ответил на этот вой, стараясь держаться смиренно. Только сейчас, увидев впереди ограждение железной дороги, он понял, что шли они вовсе не домой к Сеску, а в сторону границы.
– Куда мы идем?
– Хочешь посмотреть на Кранцев вне школьных стен?
– Нет! Довольно того, что уже видел. Если ты забыл, я дал родителям обещание не посещать Комптон. Идем к Сеску, и без приключений.
Точно не слыша, Эдди подошел к ограждению железной дороги, ловко взобрался и спрыгнул с другой стороны, вызвав хруст щебня под ногами.
– Скорее, здесь негде скрыться от поезда, – сказал он, не оборачиваясь. Пока Макс, кляня его настырность, перелезал через ограду, Эдди одолел вторую и ждал, нетерпеливо ломая руки. Наконец нарушители границы вновь сошлись и пошли в сторону Рив-стрит – Эдди величавой поступью завоевателя, Макс мелкими пугливыми шажками. На повороте им сразу же встретился пухлый чернокожий мальчуган с садовыми граблями, одетый в красные шорты, еле выглядывавшие из-под широченной, на несколько размеров больше, белой футболки, старательно сгребавший опавшие листья и ветки на газоне у дороги. За ним, у въезда в дом, из поливочного шланга тонкой струйкой текла вода, образовав лужицы во дворе и на тротуаре.
Заметив чужаков, юнец нахмурился и исподлобья смерил обоих.
– Кто такой? – обратился Эдди бесцеремонно.
– Я житель этой улицы, – с готовностью бросил он, не прекращая работу, хотя внимание его переключилось на нарушителей. – А вы кто?
– Где живут Кранцы? – продолжал Назарян, не заметив вопрос.
– Через
