по контуру горизонта осталась темно-сизая затухавшая полоска и в бездонной глубине неба начали загораться звезды, чье холодное свечение сплеталось с еще реявшими отблесками сумеречного света, Макс и Диана завершили изнурительно долгую прогулку и направились в школу. Посидев недолго у старого маяка на мысе Пойнт-Консепшен, они отправились в поход по побережью. Когда прошли высокие, изборожденные морщинистыми расщелинами утесы, линия берега стала резко снижаться, сменив каменистые скалы на ровный пляж с топким крупным песком, который волны с диким наплывом пытались поглотить. Здесь они долго полулежали на липких песках Вуд-каньона, куда порывистый ветер, отрывая крупинки воды от прыгающих волн, швырял их на пляж и в лицо. Необычайный закат, бесконечно загадочный в своем таинственном величии, на их глазах раскалил небосвод докрасна, затем стал медленно бледнеть, становясь холоднее по мере исчезновения солнечного диска за бескрайними водами. Наконец выступили сначала размытые, затем смелеющие и становящиеся отчетливыми звездные мотыльки.
Возвращались в школу уже под покровом непроглядного ночного покрывала, накрытого каким-то быстрым незаметным движением. Казалось, еще пять минут назад дорога была освещена, а уже на подходе к воротам путь им освещали лишь мерцающие призрачным блеском звезды.
– Мы с тобой достойны сытного ужина и самой мягкой постели, – сказал Макс, когда они проходили пост охраны. Сухощавый осунувшийся охранник-мулат выглянул в окно будки.
– Долго вы планируете тут задержаться? – окликнул он гуляющих с деланной серьезностью. – Все давно разъехались и уже загорают в Санта-Монике.
– Загорают те, кто из северных штатов, а нам бы, наоборот, хоть на денек узнать, что такое холод, – с улыбкой ответила Диана.
Опустевший безмолвный Стенсфилд напоминал грустного одинокого старика, лишенного ребяческих возгласов своих внуков. Эти заботливые стены, дорожки, скамейки, озеро – казалось, жили только во время учебного года, а на каникулы погружались в тоскливый сон.
Вдруг Диана остановилась и несколько секунд задумчиво молчала. Потом выговорила по-армянски, медленно, с ломаным произношением:
– Я буду скучать по тебе, хочу, чтобы каникулы скорее закончились. – И смущенно улыбнулась. В этот миг она была особенно очаровательна – казалось, ее всю окутал неземной, прекрасный ореол красоты и внутренней прелести, одновременно вырвавшиеся из нее мощными потоками, соединившиеся в невидимые кольца и разрывавшие само пространство божественным чарами. И эпицентром этих чар была его Диана. Макс поначалу молчал, сраженный великой энергией, которой светилась его любимая.
– Умница! – восторженно воскликнул он наконец. – Мы делаем невероятное! В следующем году, когда тебе будет чем сразить моих родителей, мы с тобой пойдем к нам, и я объявлю о наших планах по помолвке.
– Страшно представить, что они скажут, – взволновалась Диана. – Милый, ты ведь знаешь, я ни за что не встану между тобой и родителями. Если
