напрасно посчитали, что у меня способности к рисованию, хотя больше всего я увлекалась литературой, и запихнули туда. А до седьмого класса я училась в самой обычной женской средней школе №644…
Так вот, в тот день Ванда Исааковна вошла в класс, особенно как-то на меня посмотрела и картинно произнесла:
– Ах, как тяжело…
Я помню это так ясно! Я сразу почувствовала: будет что-то очень неприятное. Ванда Исааковна продолжила, и весь класс сразу понял, что это относится ко мне.
– А ты можешь уйти.
Но я почему-то осталась.
Она читала. На меня, как камни, валились слова о культе личности. Но какое отношение к этому имела я? А учительница смотрела так, точно я ответственна за все эти ужасы. То было только начало – такие взгляды я ловлю на себе всю жизнь… Как выдержала тогда, не помню. Только прозвенел звонок, выбежала во двор, где меня ждал мальчик, которому было безразлично, что говорят о моем Деде.
– Вы сохранили его фамилию. Почему?
– Да пусть бы они треснули-лопнули, я бы не сменила! Знаете, за что мне сразу понравился мой будущий муж? Ему было абсолютно все равно, какую фамилию я ношу.
– Эта фамилия вам больше помогала или мешала?
– Принадлежность к семье Деда стала, конечно, причиной многих переживаний. После разоблачений Хрущева некоторые знакомые бежали от меня, как от чумы. Бывали случаи, когда в компаниях узнавали, чья я внучка, и у людей сразу менялись лица. «Как вы могли ее пригласить?» Кто-то в ярости хлопал дверью.
Но ведь в год смерти Деда мне исполнилось пятнадцать лет. Какое отношение к «культу» я могла иметь?
Наверное, что-то из написанного о Деде – правда. Но в самом его разоблачении, внезапном, как гром среди полной тишины, было что-то не совсем чистое. Что, взрослые люди, которые стали кричать, что все было так ужасно, раньше не видели этого? Даже я никогда не воспринимала Деда идеальным. Но его, мне казалось, любили. Например, прислуга в Зубалове, где семья отдыхала на даче. Правда, когда ждали его приезда, нервничали, все словно наэлектризовывалось.
Прислуга начинала метаться по лестницам сверху вниз. Дом был двухэтажный, но не очень большой. Никаких дворцов и шикарных застолий, какие показаны в фильме Юрия Карры «Пиры Валтасара», и близко не было. Это не имеет ничего общего с бытом нашей семьи. Да, прислуга бегала: ой! ай! Конечно, дистанция существовала.
– Как Вы его называли?
– Дедушка.
– А дедушку можно было дернуть за усы?
– Нет, ни в коем случае. Это как-то было ясно. Я, например, побаивалась говорить с ним по телефону. В общении с чужими людьми он всю жизнь подавлял, думаю, не без труда, свой акцент, довольно сильный. И это ему почти удавалось. Но дома он за своей речью не следил. А по телефону акцент мешал даже понимать его.
Маме полагалась пенсия за отца, но Дед решил выдавать
