с детства, несмотря на то, что зачитывалась романтической литературой, я знала – жизнь не окрашена в розовые тона. Много людей злых, некрасивых… А те, которые молились на него или делали вид, что молились? Мне хотелось бы это понять – они что, были слепы и сразу, как по команде, прозрели?
Особенный протест вызывало то, что с разоблачениями выступил Хрущев. Был верным слугой, а когда хозяин умер, спустил на него всех собак. Мы-то знали, как роскошно он жил! Хрущев и Щербаков (член ЦК, первый секретарь Московского горкома и обкома партии. – Авт.) занимали под Москвой дачи с большим общим парком. Но едва Щербакова не стало, и Хрущев сразу отгородился от соседей могучим забором, оставив вдове только кусочек земли. Моя мама дружила с женой Щербакова, и когда мы приехали к ней – глазам своим не могли поверить. Хрущев буквально девять десятых общей территории забрал себе.
Но дело, конечно, не только в Хрущеве… Помню, при Брежневе возникла уже антихрущевская волна, и появился фильм «Освобождение». Мы с мужем ходили на этот фильм. Когда Сталин появлялся на экране, зал гремел аплодисментами. Это была любовь.
Все не так примитивно, как это пытаются доказать разоблачители Деда. Многие любили его искренне. Совершенно потрясающий пример – Дуся, Евдокия Ивановна, заменившая моему сыну бабушку. Она была подавальщицей сначала в Зубалове, потом ее перевели на ближнюю дачу, в Волынское. Дуся была молодая вдова, добрая, приветливая. Деда обожала…
– Как не обожать? Вся работа кремлевской официантки – ждать в пустой даче приезда хозяина. В Зубалове Сталин в последние годы почти не появлялся, а полный штат прислуги и охранников состоял на довольствии – как и на других дачах под Москвой и на Черноморском побережье. А колхозники в это время вкалывали бесплатно, за «палочку» в трудодне…
– Конечно, «при Кремле» легче было прокормиться. Некоторые наглели от безделья, жирели. Дед не раз пытался урезать рацион семьи, угрызаясь, что питание слишком дорого. Не получалось! Это встречало не явное, но совершенно непреодолимое сопротивление – прислуге ведь должно что-то оставаться. Помню, кто-то пожалел подавальщиц, плоховато будто бы живут. Ма вспыхнула:
– Да они лимоны в воду выжимают!
Так официантки делали себе лимонад. Тогда это была неслыханная роскошь.
Встречались, разумеется, и корыстные люди, и фальшивые. Но были и те, кто любил Деда искренне. После его смерти Дуся дала в церкви обет помогать нам с Ма, что бы ни случилось, и сдержала его. Хотя у нее появилась своя семья. Она еще при жизни Деда вышла замуж за молодого и красивого киномеханика, звали его, помню, Сергей Иванович.
– Если уж разговор зашел о киномеханике – что вы помните о знаменитых просмотрах, на которых решались судьбы советского кино?
– Я на таких сеансах не присутствовала. Знаю, что на дачах у всех были кинозалы. У Деда, у Власика, у Васи, у Щербакова, Поскребышева. Существовал список фильмов, которые
