За шесть месяцев медсестра Маша довела его до состояния полутрупа, это удостоверяет и сохранившаяся фотография Васи последних дней. Маша щедро колола ему (Светлана Аллилуева пишет в воспоминаниях, будто та сама в этом призналась) успокоительное – «чтобы не буйствовал».
Капитолина Георгиевна рассказывала мне о своей поездке на похороны в Казань. Какой-то человек, скорее всего работник КГБ, позвонил из Казани с известием о смерти. И предупредил, что ждать, в случае задержки, никого не станут, закопают Василия и без московской родни. Александру Бурдонскому о смерти отца сообщил знакомый, сославшись на сообщение «Голоса Америки». Капа подхватила Сашу и Надю и – бегом на поезд.
…Василий лежал дома, чудовищно исхудавший. Чужое лицо его не давало ответа на вопрос: своей ли смертью умер этот беспутный, несчастный человек, или ему «помогли»? Подозрение, что не обошлось без посторонней «помощи», сразу возникло и у нее, и у детей. Лицо покойного покрывали пятна, на запястьях виднелись синяки, которые заметил даже подавленный ужасом двадцатилетний Саша. В таком виде Василий вернулся домой после загадочного исчезновения на двое суток, за четыре дня до смерти.. Кто его увозил, куда – этого он не помнил, не знал.
Капитолина спросила у крутившихся в квартире людей, было ли вскрытие и, получив утвердительный ответ, решилась.
Велела Саше стать снаружи у двери комнаты и никого не пускать. Сама же подошла к одиноко стоящему гробу. Она тряслась от страха, но сделала то, что хотела: провела руками в местах, где обычно режут при вскрытии. Кагебешники лгали: никаких рубцов на теле не было, вскрытие не проводилось. Это подтверждало мысль об убийстве. Если беспокойного сына умершего вождя «убрали», то и вскрывать не было необходимости…
Тут, отшвырнув Сашу, в комнату ворвались мужчины, которые занимались похоронами. До самого погребения Капа чувствовала на себе их тяжелые взгляды.
Светлана Аллилуева, приезжавшая в 1984 году в СССР, хлопотала в самых высоких инстанциях о перезахоронении брата на Новодевичье кладбище, где образовалось их посмертное семейное гнездо. Там, рядом с Надеждой Аллилуевой, покоится даже няня Светланы. Отказ был категорическим.
В семье это восприняли, как еще одно доказательство версии об убийстве. Василий, об этом упорно говорили в Москве, был нежелательным свидетелем. Он не владел государственными или иными секретами, но слишком многое знал о жизни и нравах партийной верхушки. Партия возвестила о своем обновлении, но в ЦК сидели все те же старые грешники.
Василий упокоился вдали от детей, от родных, от могилы матери, на Архском кладбище города Казани. На мраморной плите выбито: «Единственному от М. Джугашвили». Медсестра Маша, изловчившаяся выйти замуж за неразведенного и получить его фамилию, захотела сделать именно такую надпись.
Эпитафия ли это убитой горем вдовы? Или своеобразный «отчет» в КГБ о выполненном задании?
